Не могу описать моего удивления и радости, когда тут А.С. Пушкин бросился меня целовать, и первый его вопрос был: «Ну, скажи, Пущин: где турки и увижу ли я их; я говорю о тех турках, которые бросаются с криком и оружием в руках. Дай, пожалуйста, мне видеть то, за чем сюда с такими препятствиями приехал!» – «Могу тебя порадовать: турки не замедлят представиться тебе на смотр: полагаю даже, что они сегодня вызовут нас из нашего бездействия; если же они не атакуют нас, то я с Бурцовым[231]
завтра непременно постараюсь заставить их бросить свою позицию, с фронта неприступную, движением обходным, план которого отсюда же понесу к Паскевичу, когда он проснется»[232].При чтении «Бориса Годунова» случился забавный эпизод. Между присутствовавшими был генерал М[ерлини?][234]
, известный прежде всего своим колоссальным педантизмом. Во время сцены, когда самозванец в увлечении признается Марине, что он не настоящий Димитрий, М[ерлини?] не выдержал и остановил Пушкина: «Позвольте, Александр Сергеевич, как же такая неосторожность со стороны самозванца? Ну а если она его выдаст?» Пушкин с заметною досадой: «Подождите, увидите, что не выдаст». После этой выходки Пушкин объявил решительно, что при М[ерлини?] он больше ничего читать не станет.В то время явилась в свет книга под заглавием, если не ошибаюсь: «Justine ou les liasons dangereuses»[235]
… Вспомнив как-то о ней, я спросил Пушкина, что̀ это за книга. «Это, – отвечал он, – одно из замечательных произведений развращенной французской фантазии. В ней самое отвратительное сладострастие представлено до того увлекательно, что, читая ее, я чувствовал, что сам начинаю увлекаться, и бросил книгу, не дочитавши. Советую и вам не читать ее».* Верхом на великолепной арабской лошади он подъехал вместе с Караяни к нашей батарее. Издали узнал меня и закричал: «Здравствуй, Ханженков! А что, тебя еще не убили?» – «Слава богу, Александр Сергеевич; как видите, жив и здоров». – «Ну и слава богу». Офицеры сейчас же окружили его.
На вопросы Павла Степановича – что так скоро вернулся из армии, Александр Сергеевич ответил: «Ужасно мне надоело вечное хождение на помочах этих опекунов, дядек; мне крайне было жаль расстаться с моими друзьями, но я вынужден был покинуть их. Паскевич надоел мне своими любезностями; я хотел воспеть геройские подвиги наших молодцов-кавказцев; эта «славная часть нашей родной эпопеи, но он не понял меня и старался выпроводить из армии. Вот я и поспешил к тебе, мой друг, Павел Степанович». Затем, обратясь ко мне, взял за руку и проговорил: «Очень рад вас видеть, юный товарищ, воскресшим из мертвых. Когда ворочусь в Россию, вышлю вам все мои безделушки, доселе напечатанные» – и просил дать мой адрес.
[Уезжая из Тифлиса, Пушкин сказал]: «Когда будете в армии, то прошу передать мой поклон друзьям моим: Вольховскому, Раевскому и другим».