Разведывательная деятельность офицеров российского Генерального штаба на восточных окраинах империи во второй половине XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова)

Пройдя еще около 2-х верст, мы вступили в сел. Кюрд-Могала и вошли в дом Анна-хана… Вообще, жители бедны. Селение считается приграничным, а потому официально податей не платят. Но губернатор при назначении старшины в селение взимает в него 2000 туманов, из коих половину в свою личную пользу. Кроме того, жители несут многие повинности натурою, доставляя губернатору даром дрова и т. п. Как подспорье – жители занимаются садоводством и черводарством (перевозкой тяжестей вьюком на лошадях и др. животных). По племени они таты[141], древние насельники этого края, мужчины все бледны, худосочны и, по общему признанию, трусливы; женщины отличаются миловидностью.

Старшина Анна-хан, очень неприятный на вид человек, принял нас по-персидски любезно, угостил арбузами, плохой курицей, но отличным кислым молоком.

Мои моряки-спутники (Бутаков и Соловцов) охотились по пути очень неудачно. Затевать же охоту теперь, пройдя не меньше 6 верст по сильному зною, было и поздно, и тяжко, а мне лично совершенно не нужно.

Мы прошлись по селению и, видя приготовление всюду к празднованию могаррама[142], а затем недружелюбное настроение толпы, решили отправиться назад верхом. Анна-хан, хваставший перед тем, что он может выставить прости туркмен до 1000 челов. Пехотных и конных бойцов, с величайшим трудом и после длинных переговоров достал нам 6 лошадей.

Бутаков ехать верхом, однако, не решился, добродушно заявляя, что ч ним всегда при этом способе передвижения бывают крайне неприятные случайности. Нас почему-то, вероятно, в надежде на «пешкеш» (подачка за услугу) сочли нужным конвоировать вооруженные всадники. Старшина жаловался на тяжелое положение сельских жителей: угнетение их и туркменами, и самим астрабадским губернатором, который потакает всегда туркменам. Всегда он туркмена примет, выслушает его жалобу или просьбу, а персиянина прогонит. Перса за попытку отмстить свою обиду туркмену всегда накажут и т. п. Словом,[персидские] власти туркмен боятся и в них заискивают.

Вернулись мы к морскому берегу по другой дороге. Наши воинственные проводники, путаясь около собственного селения, завели нас по какой-то кратчайшей дороге, и мы попали в какое-то топкое болото, что едва из него выбрались. Полагаю, что мы уклонились слишком севернее описанной тропы и попали в разлив левых притоков р. Карасу. На берегу подле ватаги нас ожидал Сафар-хан. Однако, час спустя пришел и Бутаков и неизменным учителем своим Гуссейном, изнывая от усталости. Сначала на куласе мы вышли из р. Карасу, а пересели в свою шлюпку только в 70-и саженях от морского берега.

Сегодня же лейтенант Бутаков арестовал безбилетную лодку туркмена, оказавшегося родственником Сафар-хана, и ночью отправил ее с матросами на Ашур-Адэ. Сам начальник станции не знает, кто установил налог на право плавания. Вообще, это дело стоит исправить – иногда надзор строг: попавшуюся лодку держали несколько дней на Ашур-Адэ, брали 5 кранов штрафа, давали билет и отпускали. В большинстве же случаев надзора фактически определенного нет никакого, и достаточно сказать, что лодка принадлежит персиянину, чтобы ее и не трогали. Говорят, что так полагается, но кем и когда это положено, никто на морской станции этого не знает и никаких документальных оснований ни у кого на станции нет, да и не желает никто в это дело входить и наводить справки. А такое безалаберно проявление русской власти на море вызывает у туркмен насмешливое отношение к нам и вредит нашему обаянию, персиян же делает еще нахальнее.

Утром 28/VII в 7^h «Чикишляр» снялся с якоря и через 45^т подошел на S к устью р. Багу. В 10^h

15^m после завтрака и небольших приготовлений мы съехали в шлюпке на берег… Мы взяли проводника из жителей, привозивших к р. багу дрова, и отправились в ближайшую деревню Кюрд-кянды. Дорога, по которой мы шли, считается лучшей и доступна для колесного движения. В з\4 вер. от берега мы достигли сел. Кюрд-кянды. По словам старшины, его селение вместе с 12 другими входит в состав булука Атцан, расположенного по южному берегу Астрабадского залива и состоящего в управлении какого-то сергенка. По словам жителей, дождливый период в их стране начинается с 1/IX, тянется всю зиму и до второго месяца весны включительно, т. е. до 1/IV. Но сообщение с берегом в этот период все же возможно и пешком, и верхом. Самое селение вытянуто в одну извилистую улицу, от которой по обе стороны в беспорядке расположены дворы с деревянными домиками и вышками, огороженные плетнями. Небольшой ручей хорошей воды пересекает селение в нескольких местах. Было очень жарко, когда мы подходили к селению.

Предварительно один из жителей настойчиво зазвал нас на свой бостан и угостил горячим от солнца и вообще плохим арбузом, за что ни больше, ни меньше просил подарить ему заарестованную ночью туркменскую лодку. Мы отделались от назойливого попрошайки, кажется, 2 или 3 кранами. У самого входа в селение семья кочующих здесь цыган пристал к матросам с просьбой подарить бутылки, в которых мы захватили с собою воду для питья.