Читаем Разведывательная деятельность офицеров российского Генерального штаба на восточных окраинах империи во второй половине XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова) полностью

Жители поражают своей худобой, бледностью и общим худосочием. Дети подслеповаты, а главное, покрыты паршами и какой-то сыпью. Дом старшины стоит в развалинах некогда бывшей каменной крепостцы, от которой сохранились еще кое-где стены весьма прочной кладки на извести, приняли нас весьма сердечно. Старшина угостил арбузом. Собралась неизбежная толпа. Пришел и нищий-дервиш. Вид этого субъекта был поразительно нахальный и импонирующий. Бутаков дал ему монету, которую он принял более чем небрежно. Умная и хитрая физиономия и черты лица, вообще, могли бы принадлежать еврею или цыгану, но эти последние о нем предположения, высказанные вслух, дервиш страшно на нас обиделся.

Я решил добраться до большой дороги из и. Гязь в город Астрабад. Мы взяли проводника из местных жителей и вышли из селения на О. Пройдя по рослому лесу больше 1½ верст, мы достигли имам-задэ и кладбища, известных под именем Хара-бшар. Линия телеграфных столбов возвестила, что мы уже на большой караванной дороге. Вообще, про путь от берега моря на сел. Кюр-кянды к большой караванной дороге в Астрабад должно сказать: протяжение его не свыше 6-и верст, вполне доступна эта дорога для вьючного движения, для пехоты и конницы, но артиллерии придется расчищать себе проезд… Надо сказать, что туземцы пускаются в дорогу с длинной палкой, на конце которой насажен кривой нож в виде широкого серпа; этим орудием туземец ловко расчищает себе проезд в самых густых и непролазных порослях.

Около кладбища на большой дороге меня поразил колоссальных размеров чинар, ствол которого едва охватило трое человек. Большая дорога здесь пролегала по рослому густому лесу, тянущемуся на S до самой вершины горного хребта. Обратный путь в селение мы проделали легко и свободно. Зайдя снова в дом старшины, мы увидели приготовления к празднованию могаррама. Нас встретили настолько сухо, что казалось ясно написанным на лице старшины послание «убирайтесь к черту». Мы наняли 6 вьючных лошадей, на которых очень скоро достигли берега. Солнце уже село, когда мы, порядочно усталые, взобрались на палубу «Чикишляра».

Утром 29/VII в 8h 50

m мы снова сошли на берег. Мне хотелось осмотреть берег от р. Багу до р. Сермеля, а затем проверить глубину моря вдоль берега от р. Багу до р. Карасу. Легко перейдя на левый берег ручья Багу, мы с Соловцовым пошли вдоль прибрежной полосы по тропе, пролегающей через густой камыш. Пробравшись от р. Багу до р. Сермеля по густым зарослям, мы потеряли, наконец, тропу и повернули на О, чтобы выбраться из густого камыша и колючих кустов в лес. Признаться, мне не раз приходила в голову возможность встречи здесь, если не с тигром, то с диким кабаном, которыми кишели все заречное болотистое побережье. Свежие следы их видны на каждом шагу.

У нас же не было никакого оружия, кроме палочки у Соловцова и съемочной планшетки у меня. Скоро нас догнали матросы с охотничьими ружьями. Бедняги решились идти босиком, а в колючих кустах и камышах им-таки порядочно досталось.

Выбравшись в лес, мы пошли на север и достигли скоро бамбуковых (хлопчатых) полей, обнесенных колючими изгородями, через которые пробрались с трудом. Продираясь и дальше на NO по зарослям, мы только к полудню, сильно утомленные, возвратились к своей шлюпке. Из этой рекогносцировки мне стало ясно, что пристать к берегу между р. Багу и р. Сермеля очень трудно по топкости берега, совершенно заросшего камышом. В полую воду возможно на шлюпке подняться по р. Серемеля и высадиться в 1 вер. на сухой берег ее. Это мы пробовали сдедлать сегодня утром, но неудачно. Разыскав с трудом устье р. Сермеля, мы вошли в него с еще большими усилиями, так как оно заграждено илистым топким баром[143] (глубиной 1 фут), и шлюпку пришлось тащить на руках, погружаясь по колено в ил.

Наконец, шлюпка стала, и мы едва выбрались назад. На сказанном протяжении от берега моря внутрь страны тянется сильно заросшая камышом и колючими кустами болотистая поляна, не просыхающая вполне даже летом, а за нею начинаются лесные поросли, перерывающиеся местами полями хлопчатника.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное