Разведывательная деятельность офицеров российского Генерального штаба на восточных окраинах империи во второй половине XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова)

Теперь здесь свили свое гнездо какие-то армяне, занимающиеся очень темными делами за спиной начальника станции, ничего об этом не ведающего. Остров от размыва поддержать возможно, как об этом я уже говорил раньше, т. е. устроить отбойный мол с северо-западной стороны. Возможно из подручного леса соорудить ряжи (как в Кронштадте), заполняя их камнем и укрепляя сваями: такой мол, не дорого стоящий, обеспечил бы существование острова на десятки лет. А там, быть может, и надобности в после в этом острове для военно-морских целей не потребовалось бы, и он целиком стал бы базой для коммерческих надобностей и удобного снабжения ловцов. Теперь же остров быстро размывается, а поднимать вопрос о переносе с него морской станции не решаются, ибо персияне при помощи англичан устроят из этого вопроса крупное политическое недоразумение, если русские захотят устроить станцию где-либо на твердом берегу Астрабадского залива…

Утром 31/VII по приглашению нач[альника] морской станции (к[апитана] 2^го

р[анга] М[едведе]ва) завтракали на «Секире», но уже без дам. Моряки, вообще, крайне гостеприимны, и прием был любезный, радушный. До сих пор начальник в[оенно]-морской станции не получал никаких официальных приказаний или сведений на мой счет от своего начальства. Поэтому он верил мне, как бы в долг; все же Мед[вед]ев проговорился, как бы ему не влетело на меня от своего адмирала. Я успокаивал его сколько мог.

«Секира» немного больше «Чикишляра» – винтовая лодка, но с ходом не больше 5 узлов в час. М[едведе]в (он же и командир «Секиры») двигаться не любит, постоянно посылая «Чикишляр», кое-когда решается сходить «на перевал». Матросам на «Секире» живется скучновато, и среди моряков поэтому ходит сатирическая шутка, что «на “Секире” от долгого стояния даже съели одну лапу якоря». Вообще, здесь нужен не столь добродетельный и осторожный отец-командир, а энергичный, подвижный и предприимчивый хозяин, истый моряк, но с широким государственным взглядом, без которого пограничный начальник принесет больше вреда, чем пользы общему делу. Такой энергичный начальник в[оенно]-морской станции не только поддержал бы все, что ему вручили в управление и заведование, но сумел бы извлечь и новые ресурсы распространить наше влияние и обаяние, давая место на острове русским торговым людям и поддерживая их.

Так, напр[имер], арендатор здания рыбных промыслов армянин Гулюмов не признает на своих ватагах никакого санитарного надзора, и во время лова рыбаки на его ватагах живут поистине хуже свиней. Ко всему, он обманом закабаливает в Астрахани русских людей и держит их контрактами в крепостной зависимости у себя на ватагах. Управы на него русским людям нет. когда один из наших консулов послал своего секретаря (г. Левицкого) осведомиться о состоянии ватаг у Хаджи-Нефеса, то Гулюмов, кем-то заблаговременно уведомленный, приказал вывезти на большой лодке в море всю гнилую рыбу. Секретарь приехал вечером, осмотрел бегло ватагу, ничего подозрительного не нашел и утром рано уехал. Лодка же с гнилой рыбой благополучно опять вернулась на ватагу. Начальник в[оенно]-морской станции получил об этом сведения от туркмен, но не нашел нужным проверить его и арестовать лодку, находя, что что это не его дело. Мне неоднократно говорили, что благодаря жене консула (армянке по происхождению), влияние армян в консульстве очень велико, а управу русскому простому человеку найти в консульстве трудно. Мне кажется, что обуздывать всех таких арендаторов в их незаконных действиях по отношению к рабочим на промыслах вообще, а особенно русских, мог бы начальник морской станции: ему это дело и ближе, и лучше знать, нежели далеко живущему от рыбных промыслов консулу.

Погода портится. Завтра предположено сходить внутрь Астрабадского залива, что совпадает со страстным желанием Бутакова, которого до сих пор туда не пускали. Вечером неудобно писать. В каюте душно. Наверху на свет налетает масса всякого рода насекомых (мошек, комаров, бабочек и пр. и пр.), решил лучше встать в 3 ч. утра и изготовить письма на почтовый пароход. С вечера, однако, я успел заготовить рапорт начальнику штаба войск Области с подробным изложением хода моих работ на истекшее время.

Утром 1/VIII поднялся очень рано. Все время писал письмо Ал[ексею] Николаевичу] К[уропатки]ну, согласно его желанию, а также своей матери…

В 12^h дня «Чикишляр», наконец, ушел вглубь залива. В 8^h

вечера стали на якорь в виду Палянгян-кала, стоящую в глубине небольшого заливчика. На всякий случай захватив 4 ружья, мы с Бутаковым на шлюпке отправились на берег. Наш приезд возбудил живую сенсацию среди местных жителей, а мальчишки с криком бросили[свой] кулас и бежали по воде домой или в кусты. Шлюпка свободно взошла в заливчик. Причалили почти к берегу. Нетрудно объяснить себе и цель постройки этой крепостцы: в этот заливчике могла свободно укрываться эскадра туркменских пиратов.

Палянган-кала (рис. Л.К. Артамонова)