Ребёнок от босса

— Почему ты мне солгала, Ангелина? - обманчиво спокойный тон Максима производит на меня эффект похлеще разорвавшейся бомбы.

Глава 20

Ангелина 

- Я не понимаю, – на шее Максима вздуваются крупные вены. – Просто скажи, зачем, Ангелина? Для чего было то смс? 

Упрямо молчу, глядя себе под ноги. Босая, растерянная, в белой маечке с пятном смеси на самом видном месте.  Все еще не могу прийти в себя от того, что Максим в моей съёмной квартире и ВСЕ знает. 

- М-мм? Отвечай. 

Когда я поднимаю взгляд, вижу, как дрожат сильные руки мужчины, и он поспешно прячет их в карманы темно-синих брюк. 

Не хочет, чтобы у его слабости были свидетели. 

- Я… – пытаясь собраться с мыслями, с силой сжимаю руки перед собой. - Мне нечего тебе сказать, - приподнимаю упрямо подбородок. 

Сколько раз я пыталась избавиться от воспоминаний, пока не поняла, что это все безнадежно? 

Тогда я научилась жить с ними. 

Да, Садулаев Максут Мансурович, я помню все! 

Каждое слово того разговора в проклятое субботнее утро. Правильно говорят: розовые очки бьются стеклами внутрь. 

Та боль отрезвила меня, лишила иллюзий, подарив сильнейшее разочарование. В любви, в мужчинах, в искренности и доверии людям. Всем правят деньги и связи – вот она - неприглядная правда жизни. 

Нет шестизначной суммы на банковском счете? Тогда забудь про уважение, забудь, что ты имеешь право на выбор. 

А любовь? 

Любовь для бедняков. Это единственное их развлечение. 

Именно поэтому я закрылась в своем мирке. Кроме Евы мне больше никто не нужен. 

Тем более, мужчина. Им нет больше места в моей жизни. 

Второе предательство я просто не переживу. Вот о чем кричали мои глаза, в которых Максим искал ответы на свои вопросы. 

Так к чему все эти разговоры? Его словам и поступкам нет абсолютно никакого оправдания. Не хочу унижаться! 

Мне мерзко от одной мысли, как со мной обошлись в прошлом. Будто я человек второго сорта. Пустоголовая белокурая кукла, не более того. А Максим… Он даже не попытался отстоять нашу любовь, когда его отец озвучивал свои планы на меня и нашу еще не родившуюся малышку. 

Я не заслуживаю этого! Ева тоже. 

Максим усмехается и недоверчиво приподнимает густую темную бровь. 

- Серьезно? Нечего сказать? – в глазах Садулаева взметаются искры ярости. - Ты сбежала, – цедит яростно сквозь зубы, чеканя каждое слово. - Отправила проклятое смс на долбанный сотовый, что убила моего ребенка! И все ради чего?! Ради гребанного балета! - Максим крепко сжимает кулаки, широкие скулы багровеют, когда он эмоционально продолжает: 

- Ты хоть представляешь, каково было мне? Что я, черт возьми, пережил по твоей милости? Какая же ты стерва, Ангелина! – крылья носа трепещут. 

Нет никаких сомнений, что Максим прикладывает титанически усилия, чтобы не сорваться. Даже боюсь представить, что будет, если это случиться. Последние слова он произносит пустым бесцветным голосом, будто смертельно устал. 

Да как он смеет строить из себя жертву?! Мои губы дрожат от несправедливости и наглости обвинений. 

Это я! 

Я пережила такой ад, который ему и не снился в страшном сне! Одна, беременная, в чужом городе, после предательства любимого человека… Да я, черт возьми, до сих пор не понимаю, как не сломалась! 

- Я любила тебя, – почти истерично срывается с губ. Я совсем забываю, что мы не одни в комнате, - а ты… 

- Любила?! – перебивает резко Максим, не отрывая от моего лица пронзительного тяжелого взгляда. 

Он смотрит так, как будто я сказала что-то на другом, непонятном ему языке. 

– Да что ты вообще знаешь о люби? А, детка? Ты хоть раз в своей жизни любила кого-то, кроме себя? – и криво усмехается, недоверчиво качая головой. - Если бы ты меня любила, то не лишила бы дочери! Как тебе вообще это в голову пришло, Ангелина? Что ты за человек такой? Нет, ты никого не любишь! Если только свои проклятые танцы, – заканчивает Максим свою обвинительную тираду с циничной усмешкой на красивых губах. 

Оба молчим, будто высказали все накипевшее, и теперь просто не осталось слов. 

В комнате повисла плотная тишина - такая густая, что, кажется, можно протянуть руку и притронуться. Она бьет сильнее, чем самые яростные крики ненависти. 

Я почти на физическом уровне чувствую выросшую между мной и Садулаевым стену непонимания и взаимных обвинений. Боже, это не закончится никогда! 

Мы обречены.

Ева несколько раз громко икает, возвращая меня в реальность. Мое сердце тревожно заходится, словно напрочь забывая, что такое размеренный ритм. 

Бедная моя малышка! 

Резко срываюсь с места, и через доли секунды крошка уже сопит у меня на груди. Неловкие пухлые пальчики цепко сжимают светлые пряди волос, разметавшиеся на плече. Дергают, тянут к пухлому слюнявому ротику. 

- Максим, пожалуйста, - умоляю его, - не при дочке. 

- Хорошо, – соглашается он, бросая нечитаемый взгляд на малышку у моей груди. Он плотно поджимает губы и отводит взгляд. 

На секунду мне кажется, что я увидела в отражении синих глаз тоску. 

– Ты права, не при ребенке, - запускает пальцы в волосы, от чего темные пряди становятся торчком. 

Кончики пальцев начинает покалывать. Я до сих пор помню, какие на ощупь его волосы. Шелковистые, прохладные…