Ребёнок от босса

Но я уже понимаю, что в этот раз перегнул палку. Это и правда беспрецедентный случай.

- Три! Три фуры, Максут! - бушует отец, - Проклятие!

Провожу нервно рукой по затылку, взъерошивая черные пряди волос.

- Я возмещу все убытки, – обещаю, схлестнувшись взглядом с черными глазами отца.

Он кривится, широко раздувая ноздри.

- Конечно, возместишь. Еще как возместишь, сын.

Кажется, за одно мгновение отец остывает. Лицо приобретает обычный смуглый цвет. Расставляю широко ноги и складываю на груди руки. Не к добру это спокойствие.

Все знают, что Садулаев Мансур Шамилевич вспыльчивый человек, но реально опасаться его надо тогда, когда он холоден и спокоен.

- Ты поедешь в Сирию.

Усмехаюсь, кривя уголок рта.

- Чтоо? Что за чушь? – смотрю на него с вызовом. – Ни черта! Не заставишь, – приподнимаю бровь. - Мне двадцать три года. С воспитанием ты опоздал, отец.

Он сверлит меня взглядом из-под нахмуренных бровей, заставляя напрячь все мускулы. Похоже, это все не шутка.

- Выбирай, Максут, – беря в руки накладные, спокойно говорит отец. - Я тебя вытаскивать не буду. Учись отвечать за свои ошибки. Либо срок, либо контрактником на два года. Нюхнешь пороха - дурь выбьет разом из мозгов, избавит от ветра в голове и жажды легких денег.

Я был в ярости, но другого выбора, как только согласиться на контракт, у меня не было.

Где-то в глубине души я понимал: отец прав.

Сам повелся на обещания Кирпича, что все пройдет так гладко, что комар носа не подточит – получи теперь.

А дальше все вроде бы шло не так уж и плохо. Я даже вошел во вкус военной службы. Есть в этом что-то эдакое. Шум лопастей вертолёта, запах кофе, ощущение того, как утопают ботинки в песках…

Тот роковой день, когда меня спас Демьян Елагин, поделил мою жизнь на «до» и «после».( книга про Демьяна « ребёнок от брата жениха»

А ведь Дэм предупреждал, что противоракетная установка может рвануть, что в итоге и случилось. Елагин словно в воду глядел. Я даже почти не помню, как все произошло. Лишь только рычал, как зверь, катаясь по земле, прижимая ладони к ушам, от раздирающей дикой боли, пробирающей до самой души.

Слишком мощная звуковая волна разорвала тонкую ткань барабанной мембраны. Дальше все было будто во сне: военный госпиталь, не проходящий, сводящий с ума звон в голове и мрачный осунувшийся отец, который каким-то образом сумел попасть ко мне.

Связи… Горько усмехаюсь.

С тех пор, как мы вернулись домой, между нами выросла стена в добрых несколько километров. Меня злило буквально все: дом, плачущая мать, молчаливый отец, даже всегда дипломатичный Давид, который слышит, а я нет.

Очень скоро я начал остро испытывать свою оторванность и обреченность, начал терять почву под ногами.

Я уходил в себя, недоверчиво относился к окружающим, стеснялся своей глухоты, от чего начал избегать какого-либо общения, чтобы не надоедать своим недугом. Я боялся говорить, не зная наверняка, говорят ли они чересчур громко или же невнятно и слишком тихо. Иногда мне просто казалось, что свихнусь.

Жизнь остановилась.

Все замерло.

В отличие от звуков, которые я ни черта не слышал, проклятые мысли, казалось, оглушали меня.

Все изменилось, когда в один из дней я узнал, что есть возможность вновь приобщиться к жизни путем чтения по губам.

До этого я избегал общения с «товарищами по беде» и питал отвращение ко всему, что напоминало мне о моем недостатке. Но позже я осознал, как ошибался. Громадная польза оказалась именно в коллективном обучении. У меня появилась надежда. Надежда на то, чтобы вернуть себе хотя бы какую-то часть своей прошлой жизнь.

Пусть хуже качеством, но это лучше, чем совсем ничего.