Речи

(10) Что же касается брошенного Целию упрека в дружеских отношениях с Катилиной, то это подозрение менее всего должно на него падать; ибо Катилина, как вы знаете, вместе со мной добивался консульства, когда Целий был еще юношей. Если кто-либо докажет, что Целий тогда присоединился к Катилине или что он отошел от меня, то — хотя немало порядочных юношей было на стороне этого негодяя и бесчестного человека — пусть будет признано, что Целий общался с Катилиной чересчур близко. Но, возразят мне, ведь впоследствии он — это мы знали и видели — был даже в числе его друзей. Кто же станет это отрицать? Но я пока защищаю ту пору его молодости, которая сама по себе является нестойкой, а ввиду похотливости других людей легко поддается соблазнам. В бытность мою претором он неизменно находился при мне; с Катилиной, который тогда управлял Африкой как претор[1809], он знако́м не был. Годом позже Катилина предстал перед судом, обвиненный в вымогательстве. Целий был при мне; к Катилине он ни разу не пришел даже как заступник

[1810]. Затем наступил год, когда я добивался консульства; Катилина добивался его вместе со мной. Целий к нему никогда не ходил, от меня никогда не отходил. (V, 11) Но вот, после того как Целий уже в течение стольких лет, не навлекая на себя ни подозрения, ни осуждения, посещал форум, он оказал поддержку Катилине, вторично добивавшемуся избрания[1811]

. До какого предела, по твоему мнению, надо было оберегать юношей? По крайней мере, в мое время был установлен только одногодичный срок, когда мы должны были прятать руку под тогу[1812] и упражняться в школе на поле, одетые в туники

[1813], и такой же порядок был в лагере и на военной службе, если мы немедленно начинали получать жалование. И кто уже в этом возрасте не умел защитить себя сам своим строгим поведением, нравственной чистотой, воспитанием, полученным дома, и своими природными добрыми задатками, тот — как бы его ни оберегали его близкие — не мог избежать дурной славы и притом не лишенной основания. Но кто сохранил свою раннюю молодость чистой и незапятнанной, о добром имени и целомудрии того — тогда, когда он уже созрел и был мужем среди мужей, — не злословил никто. (12) Однако — скажут мне — Целий, после того как уже в течение нескольких лет выступал на форуме, оказал поддержку Катилине. И это же самое сделали многие люди из всех сословий и всякого возраста. Ведь Катилина, как вы, мне думается, помните, обладал очень многими если и не ярко выраженными, то заметными задатками величайших доблестей. С многими бесчестными людьми он общался, но притворялся, что предан честнейшим мужам. Его манил к себе разврат, но подчас увлекали настойчивость и труд. Его обуревали пороки сладострастия; у него также были сильные стремления к военным подвигам. И я думаю, на земле никогда не было такого чудовища, сочетавшего в себе столь противоположные и разнородные и борющиеся друг с другом прирожденные стремления и страсти[1814]

. (VI, 13) Кто когда-либо был более по душе прославленным мужам[1815], кто был теснее связан с опозоренными? Кто как гражданин был когда-либо ближе честным людям, кто был более жестоким врагом нашим гражданам? Кто был более запятнан распутными наслаждениями и кто более вынослив в лишениях? Кто был более алчным в грабежах и более щедрым в раздачах? Вот какие качества, судьи, были в этом человеке поистине изумительны: он умел привлекать к себе многих людей дружеским отношением, осыпа́ть их услугами, делиться с любым человеком своим имуществом, в беде помогать всем своим сторонникам деньгами, влиянием, ценой собственных лишений, а если нужно — даже преступлением и дерзкой отвагой; он умел изменять свой природный характер и владеть собой при любых обстоятельствах, был гибок и изворотлив, умел с суровыми людьми держать себя строго, с веселыми приветливо, со старцами с достоинством, с молодежью ласково; среди преступников он был дерзок, среди развратников расточителен. (14) Обладая этим столь переменчивым и многообразным характером, он собрал вокруг себя всех дерзких и бесстрашных людей из всех стран и в то же время удерживал при себе даже многих храбрых и честных мужей, так сказать, видимостью своей притворной доблести. И у него никогда не возникло бы столь преступного стремления погубить нашу державу, если бы такое безмерное множество чудовищных пороков не сопровождалась у него обходительностью и выдержкой.