Речи

(80) Греки воздают убийцам тираннов божеские почести. Чему только не был я свидетелем в Афинах и в других городах Греции! Какие религиозные обряды установлены в честь таких мужей, какие песнопения, какие хвалебные песни! Память мужей этих, можно сказать, объявляется священной на вечные времена; им поклоняются как бессмертным. А вы не только не воздадите почестей спасителю такого великого народа, мстителю за столь тяжкое злодеяние, но даже допустите, чтобы его повлекли на казнь? Он сознался бы в своем деянии, если бы он его совершил, повторяю, он сознался бы в том, что он, не колеблясь духом, охотно совершил ради всеобщей свободы то, в чем ему следовало не только сознаться, но о чем надо было даже объявить во всеуслышание. (XXX, 81) В самом деле, если он не отрицает того, на основании чего он добивается одного только прощения[2203]

, неужели он поколебался бы сознаться в том, за что ему следовало бы добиваться хвалы и наград?

[2204]

Разве только он, может быть, полагает, что вы предпочитаете думать, будто он защищал свою собственную жизнь, а не вашу, тем более что при этом признании он, если бы вы хотели быть благодарны, достиг бы величайших почестей. Напротив, если бы он не нашел у вас одобрения своему поступку (впрочем, кто может не высказать одобрения, когда ему спасут жизнь?), так вот, если бы доблесть храбрейшего мужа оказалась неугодна гражданам, то он, великий духом и непоколебимый, покинул бы неблагодарных граждан; ибо что было бы бо́льшим проявлением неблагодарности, чем положение, когда ликуют все, а скорбит лишь тот, благодаря кому они ликуют? (82) Впрочем, все мы, уничтожая предателей отечества, — коль скоро нашим уделом в будущем должна быть слава — своим уделом всегда считали и опасность, и ненависть. Как бы мог я сам рассчитывать на хвалу, решаясь в свое консульство на столь смелые действия ради вас и ваших детей, если бы думал, что мои труды и моя решимость не повлекут за собой сильнейшей борьбы? Разве даже любая женщина не решилась бы убить преступного гражданина, несущего погибель, если бы не боялась опасности? Того, кто, предвидя ненависть, смерть и кару, все же защищает государство с неослабной твердостью, следует поистине признать настоящим мужем. Долг народа благодарного — награждать граждан, имеющих большие заслуги перед государством, долг храброго мужа — даже под пыткой не раскаиваться в своей храбрости. (83) Поэтому Тит Анний должен был бы сделать такое же признание, какое сделали Агала, Насика, Опимий, Марий, я сам, и он — если бы государство было благодарно ему — был бы обрадован, а если бы оно было неблагодарно, он даже в своей тяжкой доле все же утешался бы тем, что его совесть чиста.