Наконец, слоняясь вдоль доков, он случайно заметил «Горца» и немедленно признал его тем самым судном, который привёз его и его отца из Англии. Он сразу же решил вернуться на нём и, обратившись к капитану, изложил свои доводы и по просился на борт. Капитан отказался брать его, но, нисколько не обескураженный, героический малыш решил скрыться на борту до отплытия судна, что он и сделал, как он рассказал нам, спрятавшись затем между палубами и, кроме того, в узком пространстве между двух больших бочек с водой, из которого он время от времени высовывал голову ради свежего воздуха. И только пассажир третьего класса как-то раз поднялся ночью, засунул палку и погрохотал ею там, где был мальчик, думая, что тут живёт необычно большая крыса, которая украдкой плывёт через Атлантику. Есть много таких пассажиров, постоянно курсирующих между Ливерпулем и Нью-Йорком. Как только он обнародовал факт того, что он оказался на борту – чего не должно было случиться, пока он не решит, что судно уже находится вне видимости с берега, – капитан вызвал его на корму и после предоставления ему полной встряски и угрозы выбросить за борт, как лакомый кусочек, Джону Акуле, приказал помощнику послать его на бак к матросам и позволить ему жить там. Матросы приняли его с распростёртыми объятьями, но, прежде чем обласкать, полностью помыли в шпигатах, причём он оказался вполне симпатичным пареньком, но худым и бледным из-за пережитых испытаний. Однако при хорошем уходе и неплохой еде он скоро похорошел и располнел и спустя много дней выглядел прекрасным малышом, как будто приведённым из детского сада королевы Виктории. Матросы проявили интерес к нему. Один из них сделал для него маленькую шляпу с длинной лентой, другой – небольшой жакет, a третий – смешную маленькую пару штанов военного образца, так что в конце концов он стал похож на юного помощника боцмана. Тогда повар снабдил его небольшим оловянным горшком и кастрюлей, стюард подарил ему оловянную чайную ложку, а пассажир третьего класса дал ему карманный нож. И, снабжённый всем этим он сидел во время еды посередине лестницы на баке, весело, как при игре в крикет, орудуя большой ракеткой в своём горшке или в кастрюле. Он был необыкновенно прекрасным, весёлым, умным, проказливым малышом, всего шести лет от роду, и было тысячу раз жаль, что его нужно будет оставить как есть. Кто может сказать, был ли он обречён стать преступником в Новом Южном Уэльсе или членом парламента от Ливерпуля? Когда мы добрались до порта, для него, между прочим, был собран кошелёк, капитан, офицеры и таинственный каютный пассажир посодействовали этой прекрасной инициативе, а матросы и небогатые пассажиры третьего класса собрали что-то около пятнадцати долларов в наличных деньгах и пачках табака. Но я почти забыл добавить, что дочь владельца дока отдала ему прекрасный кружевной носовой платок и футляр, чтобы он помнил о ней, очень ценный, но несколько несоответствующий ему подарок. И столь обеспеченный дарами, маленький герой причалил самостоятельно, и я потерял его из виду среди широких толп, наполняющих доки в Ливерпуле.
Здесь стоит упомянуть о некотором смягчении характера Джексона, который, должно быть, произвёл впечатление на читателя, несколькими способами он вначале оказывал поддержку этому мальчику, но мальчик всегда уклонялся от неё до тех пор, пока уязвлённый в последний раз его поведением Джексон не перестал с ним больше разговаривать и, казалось, возненавидел его, ни в чем не повинного, наряду со всей остальной частью мира.
Что касается ланкаширского парня, то он был глупым парнем, как я намекал ещё прежде. Он был настолько малоинтересен, что когда, наконец, ему разрешено было сойти на берег, то это произошло без прощания с кем-либо, кроме как с одним человеком.
Глава XXIV
Он начинает скакать по оснастке, как обезьяна Святого Якова
Но мы ещё не добрались до Ливерпуля, и если сказать немного больше об этом переходе, то «Горец» мог бы поставить паруса и добраться туда ещё быстрее. Краткие промежутки времени можно было бы использовать, заполнив их дальнейшим изучением матросских обязанностей.
После моего героического подвига с высвобождением главного трюмселя помощник капитана порадовался хорошей перспективе моего превращения в ценного моряка. От широты своего сердца он приказал мне вернуть управление курятником ланкаширскому мальчику, что я и сделал весьма охотно. После этого я озаботился показом предельной живости в передвижении наверх, которое к этому времени стало простой забавой для меня, и ничего не восхищало меня больше, чем сидение на одной из площадок топселя в течение многих часов вместе с Максом или Гренландцем, помогая им работать с оснасткой.