Редберн: его первое плавание

Из фрагмента театральной афиши, которую я обнаружил, поглядев на его карман, я вывел, что он покровительствовал театрам, а из пламени его щёк – что он покровительствовал прекрасному старому портвейну, которым известен Ливерпуль. Иногда, однако, он проводил ночь на борту и безумно бесчинствовал ночами, как старый драматург Бен Джонсон, которым он восхищался. Компанию за столом в каюте ему составляли четверо или пятеро морских капитанов-вискоглотателей, которым прислуживал стюард, вытягивавший пробки и постоянно наполнявший стаканы. И однажды вся эта компания в четыре часа утра обнаружилась под столом и была отправлена спать, и прикрыта обоими помощниками. В этом случае я бы согласился с нашим курчавым доктором богословия, темнокожим поваром, что они должны были стыдиться самих себя, но некоторые морские капитаны не чувствуют никакого стыда, а только краснеют после третьей бутылки.

Во время частых визитов на судно капитан Риг всегда говорил какие-то любезности одному благородному таможенному чиновнику, который оставался у нас на борту почти все время, пока мы стояли в доке.

И томительные же дни, должно быть, были у этого лишённого друзей одинокого таможенника, пытавшегося убить время в каюте с газетой и постукивавшего суставами по фрамуге. Он оставался на борту, чтобы пресечь контрабанду, но раньше очень часто сам он тайком проносил контрабанду на берег, когда, согласно закону, он был обязан оставаться на своём посту на борту судна. Но на удивление он оказался задушевным человеком, вполне выше своего положения, воистину, самого бесславного, хуже, чем у гуся, принесённого к воде.

А теперь продолжим рассказ о команде.

Днём свистали всех, и палубы оказывались вымыты, затем у нас был час на то, чтобы причалить и позавтракать, после чего мы занимались оснасткой, или выбирали паклю, или бывали заняты тем или иным без перерыва, как обычно, до двенадцати часов, когда мы уходили на обед. Мы начинали работу в половине десятого, пока, наконец, не пробивало четыре часа пополудни, если не было ещё чего-либо особенного. И после четырёх часов мы могли пойти туда, куда хотели и не были обязаны оставаться на борту до утра следующего дня.

Когда мы совсем не занимались к грузом, то наши обязанности были довольно лёгкими, и старший помощник часто прилагал определённые усилия для того, чтобы создать для нас некоторую занятость.

У нас не было вахт, сторож для судна, нанятый с берега, избавлял нас от этой обязанности, и всё это время матросская заработная плата начислялась в том же объёме, что и в море. Воскресенья были нашими свободными днями.

Поэтому стоит отметить, что жизнь матросов американских судов в Ливерпуле чрезвычайно легка и изобилует свободным временем. Они живут на берегу на плодородной суше, и после небольших полезных занятий утром, оставшаяся часть дня принадлежит им.

Однако эти ливерпульские путешествия, так же как в Лондон и Гавр, являются наименее прибыльными, и в них может пуститься только непредусмотрительный моряк. Ведь в НьюЙорке он получает аванс за месяц, в Ливерпуле – другой, оба из которых в большинстве случаев быстро исчезают, поэтому к тому моменту, когда его путешествие заканчивается, он обычно мало что привозит с собой, иногда ни цента. Примите во внимание, что после долгого путешествия, скажем, в Индию или Китай, его заработная плата накапливается, и у него появляется больше стимулов экономить и гораздо меньше побуждений к расточительству; и когда, наконец, с ним расплачиваются, он уходит, звеня квартой, наполненной долларами. Кроме того, как и среди всех морских портов мира, в Ливерпуле, возможно, присутствуют разнообразные сухопутные акулы, сухопутные крысы и другие паразиты, которые делают несчастного моряка своей добычей. Представая в виде судовладельцев, содержателей баров, портных, агентов и дешёвых гостиниц, сухопутные акулы пожирают его конечность за конечностью, в то время как земляные крысы и мыши постоянно прогрызают его кошелёк.

С большим трудом он также избегает других опасностей, начиная с печально известных коринфян, преследующих его в окрестностях доков, развращённость которых не согласуется ни с одной из сторон безграничной ямы.

И всё же матросы любят этот Ливерпуль и после долгих путешествий в дальние уголки земного шара будут долго распространяться про его очарование и достопримечательности и будут расхваливать его, превознося над другими морскими портами всего мира. В Ливерпуле они находят свой рай, и это не только довольно известная улица с таким названием – один из них сказал мне, что будет доволен лживостью Принцева дока, пока он не поднял якорь, отправляясь в плаванье.

Многое хочется сказать относительно улучшения условий жизни матросов, но тут стоит приложить весьма большое усилие, как в случае, когда противоядие следует давать прежде, чем яд удалён.