Рейд на Сан и Вислу

Железные дороги в этих местах охранялись основательно. Фашистское командование держало на станциях значительные гарнизоны — от роты до батальона. Сторожки и разъезды оборонялись целыми взводами. Между будками сновали парные патрули. Этот своеобразный фронт ощетинивался на север и на юг. Через него незаметно, ползком, под покровом непогоды или тумана, могли просачиваться только мелкие партизанские группы.

Ночной тарарам на переезде плюс невиданная в этих краях форма одежды и усиленная самодеятельная агитация бойцов сделали свое дело. Через бандеровские села наша разведка проходила теперь преспокойно до самого Буга. А наиболее лихие заглядывали и за Буг, совсем не подозревая, что переходят «линию Керзона».

— Прошли в обычном составе — отделение численностью в восемь человек. И никто не тронул, — докладывал Шумейко. — А бандеровский гарнизон там есть. Это я точно знаю. Но сидят тихо. Ни гугу.

— Комедия! — восторгался другой комбат. — Людей с оружием совершенно не видно. Ни на улицах, ни во дворах. Мои разведчики и в хаты заскакивали. Плотно там закусили, побалакали с народом о том о сем и выяснили кое–что о движении немецко–фашистских войск. В последние дни противник явно активизировался. По шоссе Луцк — Грубешов машины шныряют и туды и сюды…

Остальные докладывали в том же духе.

А Мыкола, словно подслушав наш разговор с Войцеховичем, под вечер зашел в штаб и спросил хмуро:

— Дела экстренные кончили?

— А что?

— Ну можете на часынку от штабной писанины оторваться?

— Смотря для какого дела, — отозвался Войцехович.

— Дело сурьезное. Хочу з вами вместе марксизмом заняться. Обсудить тот вопрос. Политучеба, хлопци!..

И замполит вынул из полевой сумки затрепанную книжечку без начала и конца.

— Вот тогда, товарищ командир, вы нашего помпохоза батьком родным для олевцев назвали. И сказали: завидую его авторитету. От теперь читайте — что есть авторитет.

Я взял у Мыколы потрепанную книжку и прочел отчеркнутое ногтем место: «Обладая публичной властью и правом взыскания налогов, чиновники становятся, как органы общества, над обществом. Свободного, добровольного уважения, с которым относились к органам родового общества, им уже недостаточно…»

— Так это же… — я попытался посмотреть на заглавие, но начала книги не было.

— Энгельс, товарищ командир. «Происхождение семьи».

— Но тут же про примитивный родовой строй, зарождение общественной власти.

— А вы читайте дальше…

И я прочел: «Но самый …величайший государственный деятель или полководец эпохи цивилизации мог бы позавидовать тому не из–под палки приобретенному и бесспорному уважению, с которым относятся к самому скромному родовому старейшине…».

— От я и думаю, хлопци! Откуда в отрядах в почете «батьки», «деды», «дяди»… А?.. Война, фашизм стремится отбросить общество назад. Смотрите — в Полесье живут люди по–первобытному: волы, лучина, ручные мельницы…

В который раз смутно, основанная только на жизненной эмпирике, возникала мысль об авторитете в тылу врага! Это не был авторитет грубой силы. Это был авторитет идеи.

— И правда, — сказал Вася, — случай с Федчуком очень поучителен. Ведь поверили же ему подводчики, никто не сбежал. Чем не авторитет старейшины. Федчук не палкой воздействовал на них, а только словом и честным поведением…

Что–то подобное, хотя и менее логически стройное, во всяком случае, не обоснованное фундаментом исторического материализма, думал и я тогда, с завистью поглядывая, как Федчук прощается с каждым из подводчиков за руку, подает советы, а те слушают его, как отца родного. Но ведь Федчук стал тем, кем он есть, не сам по себе. Ему — простому рабочему пареньку — Советская власть дала инженерное образование, а свое умение убеждать людей и вести их за собой он приобрел в партии.

— Нет, товарищ Солдатенко. Нельзя так механически соединять марксистскую теорию с нашей повседневной практикой. Аналогия у тебя получилась с натяжкой.

— Почему?

Мы заспорили. Долго доказывали друг другу. И наконец пришли к выводу, что война, навязанная нам фашистами и нанесшая огромный урон нашей экономике, действительно отбросила советский народ далеко назад в смысле его благосостояния. Но общественное наше устройство Гитлеру разрушить не удалось. Авторитет лучших сынов народа был и остается авторитетом Советской власти. Инженер Федчук, ставший в трудную минуту старейшиной нескольких полесских деревушек, подготовлен к этому всей своей предшествующей жизнью в советской действительности. Да и самого Мыколу растила все та же советская действительность, выдвигала и вела партия. Так же, как и всех нас…

Придя к истине, мы легко вздохнули.

— А где ты эту книжечку достал? — спросил Войцехович.

Ответить Мыкола не успел. На дворе загудело, тихо заскулили стекла в окне от содрогавшего воздух гула моторов. Мы вышли из штаба. Над селом проходил на средней высоте гигантский самолет.

— Дывитыся, он под пузом танку несет, — сказал часовой.

— Видал?.. Вот чем пытаются отбросить народ наш назад, к первобытной жизни, — сказал я Мыколе.

— А мы не дадим.

— Не мы, а армия, вооруженная такой же техникой.