Рейд на Сан и Вислу

Опять пауза. Все трое смотрят на нас удивленно.

— С чего начинать? — спрашивает средний, еще больше выставив вперед подрагивающую ногу. — Право, не знаю. — Видимо, он бывал на разных допросах, но на таких еще не приходилось, и он немного растерялся.

— Ну, начни хотя бы с фамилии, имени и отчества, — откуда–то из угла раздался голос Давида.

Средний усмехнулся и сразу посерьезнел. Наверное, и это не так–то просто в его положении — сразу прямо назвать себя.

— Антон Семенович Погосов. Тысяча девятьсот двенадцатого года рождения. По профессии горный инженер–технолог. Учился в Промакадемии имени Кирова. Перед войной работал в ЦК Компартии Азербайджана. Родился в Исмаиллинском районе.

Выпалил все это сразу и примкнул левую ногу к правой, без подчеркивания и напряжения вытянул руки по швам.

Мыкола Солдатенко встал, подошел к Погосову вплотную, остановился перед ним, положил свою жилистую, худую руку ему на плечо. Тому пришлось поднять голову, чтобы глянуть в глаза высокому Солдатенко.

— Скажи, товарищ, если ты коммунист, кто твой отец? — спросил Мыкола.

— Красный партизан из Астрахани. В Баку у Кирова красногвардейцем был… А затем пулеметчик первого мусульманского железного полка.

— Откуда вы к нам пришли? Все то, что вы сейчас сказали, хорошо. Но где вы были последние два тяжелых года?

Тут от окна сделал шаг вперед самый щуплый из трех:

— Докладываю. Старший батальонный комиссар Арутюнянц Серго. Наш маленький партизанский отряд армян активно действует в тылу врага уже с марта тысяча девятьсот сорок третьего года. Где действовали? Сначала в Польше, под Замостьем… И здесь, между Ковелем и Владимиром.

— Это правда, что вы воюете здесь за какую–то самостийную Армению? — спросил Давид Бакрадзе.

Они переглядываются, затем, отбросив всякое подобие военной выправки, подходят к Давиду и начинают размахивать руками. Все трое говорят сразу, перемежая русские фразы какими–то не то армянскими, не то грузинскими словами. Мы с комиссаром молча ждем, пока кавказцы договорятся между собой. Петя Брайко стоит в стороне довольный; улыбается, но без обычного ехидства.

Лицо Давида постепенно добреет, и он, выступив вперед, говорит, уже обращаясь к нам:

— Нет! Это наши ребята. А я было насторожился — кто они? От моря и до моря?! Сижу, думаю, голову ломаю: откуда здесь, возле Западного Буга и Вислы, могут появиться такие персонажи из прошлого? Думал прямо поставить вопрос: вы кто такие? Дашнаки? Маузеристы? Армянские националисты? Меньшевики? Муссаватисты? Басмачи, может быть?.. А они, оказывается, совсем иной народ. Вроде ничего ребята. Я даже согласен взять их всех к себе в батальон…

— Черта лысого! — выскакивает как–то по–петушиному Брайко, но под строгим взглядом Солдатенко осекается и переходит на более сдержанный тон: — Погодите, товарищ Бакрадзе. Они не к вам в батальон пришли. У нас так не водится.

В соединении существовал неписаный закон, по которому все пришедшие к нам, а также военнопленные, отбитые у врага, поступали на службу в то подразделение, которое их первым встретило.

— Ничего не имею против… товарищ Бррóйко. Х–ха! Можете оформлять их по всем правилам.

— Погодите, — остановил я комбатов. — Мы с замполитом еще не кончили беседу с новыми товарищами. Надо все же расспросить и выяснить, когда и где они попали в плен, как очутились на свободе. А вы, товарищ Брайко, повнимательнее слушайте. Вам с ними работать.

Давид быстро заговорил с ними, добровольно взяв на себя роль посредника. Разговор опять велся на смешанном русско–армянско–грузинском диалекте. И чем дальше, тем все больше и больше смягчалось лицо Бакрадзе.

— Говорят, что они — окруженцы из–под Харькова. Всем нам памятна весна тысяча девятьсот сорок второго года, Изюм–Барвенковская операция…

— Точнее?

— Большинство отряда — офицеры и политработники триста семнадцатой стрелковой дивизии. Формировалась в Баку, — ответил Погосов.

— Кто командир? — спросил Войцехович, записывавший ответы прибывших.

— Полковник Сироткин. Погиб в селе Большие Салы под Ростовом.

— Помню бригадного комиссара Аксенова, — добавил третий, по фамилии Тониян. — После смерти Сироткина дивизию принял полковник Яковлев. Тоже погиб в Изюм–Барвенковском окружении. Под селом Лозовенькой его похоронили.

— В каких лагерях были у немцев? — спросил я Арутюнянца.

— Демблин. Двадцать восемь бараков… Пленных фашисты рассортировали по национальностям: французы, англичане, югославы, русские, армяне, грузины, узбеки… В пяти бараках были армяне…

— Оттуда бежали?

— Нет. Там нас пытались вербовать. Наши же земляки. На службу к фашистам звали.

— Но мы наотрез отказались взять оружие и надеть немецкую форму, — быстро сказал Тониян. — Тогда нас увезли в Седлец под Замостьем. Вот оттуда мы и бежали…

— Так все–таки объясните нам, что у вас за альянсы с этим… Бандерой?