Рейх. Воспоминания о немецком плене, 1942–1945

Странный, парадоксальный на первый взгляд факт: чем лучше у немцев на фронте, тем хуже они относятся к нам; наоборот, чем хуже и тяжелее складывается военно-политическая обстановка для фрицев, тем лучше их отношение к русским пленягам.

Объяснить этот парадокс нетрудно: в 1941 году гитлеровцы рассчитывали одним блицударом покорить Россию. Они не искали тогда ни союзников, ни сотрудников, ни даже сочувствующих среди населения оккупированных земель, ибо верили в неотразимую мощь своего оружия. Но вот под Сталинградом разразилась катастрофа. Тут только нацисты поняли, что крепко просчитались: их материальные и людские резервы все более и более истощаются, моральные силы оскудевают, «верные» друзья и «клятвенные» союзники колеблются и пятятся. Трудные времена настали для фрицев. Где найти им ландскнехтов[557], драбантов[558], готовых ломать себе шеи ради «прекрасных глаз» Адольфа? Они нашли их среди всякого рода квислингов

[559], лавалей[560], власовых[561] и им подобных продажных тварей, которыми пока еще кишмя кишит наша грешная планета. Они жаждут найти их среди отсталой части населения оккупированных территорий. Они жаждут найти их и среди нас: угнанных в рабство цивильных и пленяг. Отсюда дурашливые попытки немцев заигрывать с нами.

После того как фрицам приключился капут под Сталинградом, нам стало чуть-чуть лучше. С мая месяца пленягам слегка увеличили паек (на полкартофелинки). Теперь нас уже много реже бьют, а самое главное — свои собаки (старосты-полицаи, толмечеры, кохи) стали ласковыми. Они стараются подлизаться к нам: то и дело поругивают немцев, выставляют себя ярыми защитниками пленяжьих интересов. Чуют поганые псы, что ветер подул с востока.

Хроника в «Hessische Landeszeitung»: «За последнее время наблюдается массовая кража кроликов». Уверен, что это дело наших русачков: преимущественно цивильных, отчасти и пленяг. Ну что ж, молодцы ребята!

Наши возможности в этом отношении весьма ограничены. Но вот Харису Каримову порой удается подстрелить дичь. Недавно во время обеденного перерыва он убил камнем петуха, когда тот пытался перелететь из «Кристалине-верке» во двор МАД. Кочет оказался бравым молодцом, своего рода чемпионом куриного царства: он взлетел на высоченный каменный забор, преодолел увенчивающие его проволочные заграждения, а затем перемахнул на крышу цеха. Усевшись на самом ее краю, петух с любопытством поглядывал на наше дивье племя. Видимо, он не рисковал опуститься на бестравный, воистину тюремный двор МАД, ибо понял, что здесь не найти ему ни зернышка, ни крошки, ни даже листика. А может быть, он предчувствовал что-то недоброе.

Мы тоже с любопытством наблюдали за представителем пернатого царства. Однако наш интерес был чисто созерцательный, отчасти теоретический, пожалуй, даже эстетический: давненько мы не видели ни животных, ни птиц. Лишь у одного Каримова заиграла практическая жилка: мгновенно оценив обстановку, он схватил камень, прицелился, и через какую-нибудь секунду петух лежал у ног охотника. Это было сделано так быстро и так ловко, что вахман не заметил ни падения петуха, ни его исчезновения в пикировочной сумке Каримова.

Вечером Харис тайком общипал добычу и сварил в котелке. Угостил и меня лапкой.

В «Hessische Landeszeitung» редакционная статья о том, как фольксгеноссы должны относиться к военнопленным. «За каждым из них, — поучает газета, — тянется кровавый след. Это кровь наших отцов, братьев и сыновей. Не забудем также, что в войну 1914–1918 годов военнопленные осуществили много актов саботажа и диверсий, подтачивая изнутри здоровый организм нашего фатерлянда».

Статья настраивает немцев на то, чтобы они холодно, сурово и даже жестоко относились к военнопленным, в особенности к русским пленягам. Несмотря на такого рода предупреждения и призывы гитлеровских властей, очень многие немцы-рабочие хорошо относятся к русским. Они помогают нам куском хлеба, картофелем, старой обувью, ветхой одеждой. Это немалая жертва с их стороны: за кусок хлеба, переданный пленяге, немца без суда и следствия сажают в гефенгнис[562]

на срок не менее 6 месяцев.

Что же касается актов диверсий и саботажа, то это верно. Они были в Первую мировую войну, их не меньше сейчас. Надо постараться, чтобы их было больше. Пусть столь желанная фрицам зишь[563] улыбнется им своим в кровь иссеченным задом.

Во время ночной смены лежали на коксе у круглой печки и тихо беседовали. Говорили о маскировке, пикировке, бомбежке и о том, что пленяги всех национальностей называют «комси-комса». Немного поспорили, но потом пришли к единой точке зрения. Общее мнение выразил Козлов:

— Я думаю, ребята, что воровать у своих — свинство. Другое дело немцы. У них пикировать не только можно, но и нужно. Чем больше будем бомбить, тем скорее разлетится в прах их возлюбленная зишь. Одним словом, комси, братцы, напропалую!

— Вот это правильно, хлопцы, — восторженно воскликнул Сергей, — «комси-комса пока роса!»