Рейх. Воспоминания о немецком плене, 1942–1945

Несмотря на крики и брань, тяжело груженная телега ползла медленно. Чтобы стимулировать тянущих и толкающих, Фус то и дело лупил их бамбусом либо вырванной у какого-либо пленяги лопатой.

К месту разгрузки подъехали не так, как хотелось Фусу. Он кричал, ругался, делал знаки руками, показывал направление и характер маневра, но ни французы, ни русские его не понимали. Эсэсман рассвирепел. Оглянувшись, он увидел вблизи сложенные штабелями Diele (толстые доски для пола). Фус подлетел к ним, схватил за край одну Diele и ударом ноги отломил от нее изрядный кусок. Этим обломком доски зверюга стал бить пленяг.

— Какие все-таки мерзавцы англо-американцы, — говорит Август, — они убили Эрнста Тельмана.

— Не может быть. Когда?

— Не знаю точно. Радио сообщило, что во время англо-американского налета на Бухенвальд погибло много заключенных. Среди жертв сказался Эрнст Тельман.

— И вы верите, Август, что его убили англо-американцы?

— Ничего невероятного нет. Если они с легкой совестью убили миллионы наших женщин и детей, то что удержит их от убийства Эрнста Тельмана?

— Резонно. А все-таки я думаю, что убили его нацисты.

Немцы грозятся новым оружием. Газеты пишут, что «Фао-айнс» и «фао-цвай», успешно примененные для бомбардировки Лондона, лишь начало серии. За ними последуют «фао-драй», «фао-фир», «фао-фюнф»[868] и т. д. Они будут обладать такой разрушительной силой, которая сметет с лица земли «и жидобольшевиков, и англо-американских плутократов». Недаром «фао» (V) означает Vergeltung (возмездие).

Думаю, что вся эта болтовня нужна немцам для поднятия духа в народе, потерявшем веру в зиш[869].

Не помогут Гитлеру никакие буквы немецкого алфавита.

Газеты пишут: фельдмаршал Роммель Африканский погиб во время автомобильной катастрофы во Франции.

Несчастный ли это случай?

Август говорит: многие немцы не верят в автомобильную катастрофу. Растущая популярность Роммеля усилила подозрительность Гитлера. А тут еще июньские волнения в Берлине и покушение на фюрера. Роммель, может быть, и не причастен к заговору, но тем не менее он причислен к сонму опаснейших врагов нацистского режима.

Полагаю, что в словах Августа, в его толковании событий есть большая доля истины.

Был вечер. Вахманы подводили пленяг к лагерю.

Из ворот нашего узилища вышел торопливой походкой очкастый немец интеллигентной внешности.

«Тайный, — промелькнуло у меня в голове, — что он здесь делает?» Мы называли его Тайным, хотя он был явным агентом гештапо и не скрывал никогда этого. В Дармштадте он вел слежку за пленягами, искал оружие в лагерях.

Тайный узнал меня. Он даже кивнул мне, как старому знакомцу. Я ответил язвительной улыбкой, которая заставила его отвернуться.

Мою усмешку вызвали воспоминания о той летней ночи, когда Тайный вел меня в тюрьму. Это было в прошлом году. Он надел наручники на мои запястья и сказал, помахивая револьвером:

— Рум, лёс, ауф![870] При попытке к бегству будете застрелены.

Тронулись: я впереди, он сзади. Медленно, торжественно шествуем по безмолвным улицам спящего Дармштадта.

Была полночь. На замковой башне мелодично звенели куранты. Чуть слышно шептались липы на Райнштрассе. Круглолицая луна серебром заливала стогны[871] Дармштадта. Словом, картинка im hoch romantischen Stile[872].

Недоставало только соловья и вздохов.

Впрочем, вздохи были. Они раздались у меня за спиной: внезапно, нарочито громко. Один, другой, третий вздох. Я не реагирую никак. Вздыхала, вздыхала валаамова ослица[873]

и вдруг заговорила:

— Что за проклятая жизнь! К черту это дьявольское дело! (Zum Teufel fel dieses Teufelwerk).

Я молчу. Он, немного погодя:

— Интеллектуалист ведет интеллектуалиста в тюрьму… Да разве это возможно?! Лет 10–15 назад никто этому не поверил бы: ни мои родители, ни родственники, ни друзья, ни я сам. Сказали бы: бред сумасшедшего, чепуха, фантасмагория… Интеллектуалист, угрожая револьвером скованному интеллектуалисту, ведет его в тюрьму!

Новая серия вздохов, а за ними иеремиада:

— Ах, распроклятая, собачья жизнь! Да и ремесло сейчас у меня собачье. Вы спрашиваете: зачем же я им занимаюсь?

Я не думал ни о чем спрашивать. Не дождавшись моей реплики, он продолжал:

— Ваш вопрос уместен. Мне самому страшно, когда подумаю: на что я променял свою богоравную музу, свою божественную палитру…

— У вашей богоравной музы в петлице «SD», а божественной палитрой вы называете гуммикнипель. Не так ли?