Рейх. Воспоминания о немецком плене, 1942–1945

Allons enfants de la Patrie,Le jour de gloire est arrivé.Contre nous de la tyranie,L’ étendard sanglant élevé[849].

Как ни бесновались вахманы и гештаповцы, а выступление французского фашиста было сорвано. Несолоно хлебавши дориотист покинул кантину.

Так рассказывал мне пленяга Жак Пети.

Сейчас боши используют и другой метод: чтобы сделать французов своими друзьями, они предлагают им трансформироваться (transformer), т. е. преобразоваться в цивильных. Но так как французы не поддаются на эту удочку, немцы прибегает порой к насильственной «трансформации». Жан знает несколько случаев, когда пленяг избивали, сутками держали в карцере, не давали воды и пищи только за то, что они не соглашались стать «transformés». Впрочем, посулы, как и угрозы, мало помогают бошам: французы предпочитают оставаться «prisoniers»[850].

Само слово «transformé» им ненавистно. Они пренебрежительно отзываются о пленягах, согласившихся «трансформироваться».

Конечно, это делает честь патриотизму французов. Но здесь есть к другая сторона, о которой не следует забывать. Дело в том, что у «transformé» нет каких-либо правовых или материальных преимуществ по сравнению с «prisonier». Правда, «transformé» может в известные часы выходить из лагеря, слоняться по городу; кроме того, его паек немного обильнее и калорийнее; но зато он не получает ни cadeau, ни paquet[851]

от Международного Красного Креста. А этот еженедельно получаемый paquet дает возможность «prisonier» очень неплохо существовать в плену[852].

Вообще, как посравнить да посмотреть положение французских и русских пленяг, — невольно приходит в голову мысль: разве наши милые «жабоеды» в плену, они в раю. У них бараки просторнее, чище и теплее, у них мягкие тюфяки и плюшевые одеяла, у них несколько смен новенького носильного и постельного белья, у них прямо-таки парадное обмундирование, регулярно обновляемое петеновскими властями. Далее, у французов есть своя кантина с радиоприемником, библиотекой, музыкальными инструментами, шахматами и другими играми и развлечениями. Наконец, у них в лагере открытый цементированный бассейн для плавания и спортивные площадки. Ну чем не завидная жизнь у французского пленяги, если он, конечно, не штрафник?

Но самое главное не в этом, а в том, что французы, во-первых, редко подвергаются избиениям и издевательствам, во-вторых, они много лучше нас питаются. Получая более обильный паек от немцев, они почти совсем им не пользуются, ибо вполне удовлетворяются «cadeau» и «paquet» от родителей, от петеновского и от Международного Красного Креста. Достаточно сказать, что пятикилограммовый paquet от Международного Красного Креста, получаемый французами еженедельно (как правило, по субботам), содержит высокоценные продукты: масло, бекон, сыр, сахар, шоколад, конфеты, печенье, бисквит, мясные и рыбные консервы, сгущенное молоко и пр. Кроме того, в paquet обязательно есть, и притом в предостаточном количестве, табак и сигареты. Словом, не жизнь, а масленица[853].

Немцы даже завидуют французским пленягам. Вахман, охраняющий лагерь, получает куда более скудный паек. Ему курить нечего (дают две сигареты в день), а у «prisonier» табак никогда не переводится. Сунет он фрицу пачку сигарет: «Дыми, бош, пока голова не закружится!»

А то протянет вахману плитку шоколаду или пакетик конфет: «Пошли, бош, своим деткам. Небось они давно забыли про сладости». Бош и рад, не знает, как благодарить доброго Franzose[854]. Вот вахман и заискивает перед prisonier, не только не ударит, но и слова грубого не скажет.

Не то в лагерях для русских пленяг. Нас голодом морят, нас бьют, нас убивают, нас пытают, над нами издеваются, с нами обращаются хуже, чем со скотами. Ни с чем не сравнимы бесчеловечные условия существования русских людей в гитлеровском плену. Вот почему мы завидуем «райской» жизни prisonier.

Особенно тяжелы условия в штрафном лагере. Правда, положение французов-штрафников мало чем отличается от нашего: паек такой же, «cadeau» и «paquet» им не дают, иногда даже бьют. Но все-таки и бьют не так беспощадно, а убивают совсем уже редко. Конечно, не потому, что любят их больше. Все дело тут в том, что гитлеровцы считают, будто французы стоят значительно выше русских на лестнице расовых типов.

Стоял у грохота[855]

, опершись на лопату. Откуда ни возьмись Фус. Приметив его, стал кидать песок на сетку грохота.

— Шнелля, — крикнул звероподобный эсэсман, — шнелля, сакраменто нох эмоль!

Немного ускорил темп. Фус счел его недостаточным, выхватил у меня лопату и быстро-быстро начал орудовать ею. Потом вернул ее мне.

— Ду мусс, — сказал он, — зо арбайтен, ферштанден?[856]

Ферштанден-то ферштанден, но бешеный темп совсем мне не подходит. Движения мои лишь чуть-чуть убыстрились.