Рекламный ролик

Дягилев пристрастился тайком от Лейлы ходить в зимние дни на море, где объяснял мальчишкам-рыбакам, почему нельзя сидеть на студеных камнях волнореза. С ненасытным интересом, коего в себе и не подозревал, выспрашивал мальчишек: у всех ли есть отцы, какими профессиями отцов они гордятся. О доле инженера-проектировщика подростки имели понятие смутное, но презрительное. Зато почти все восхищались шикарной жизнью продавцов. Те из мальчишек, что помладше, охотно поддерживали разговоры о космонавтах, а один угрюмый первоклашка упорно твердил о приключениях тигроловов и геологов. Последнее утешало Дягилева: хранимая им с детства коллекция минералов давала повод предстать глазам сына в ореоле романтичной профессии. Например, первооткрывателем драгоценных камней на том же Урале…

Дягилев и в мыслях не допускал, что травмирует малыша правдой о себе: воскреснет для него долгожданным папкой лишь затем, чтобы успокоить свою совесть и, как можно скорей, вернуться обратно к Лейле.

Вычерчивая на работе опостылевшие фундаменты, балки перекрытий, он мучительно придумывал, перебирал в уме десятки ситуаций, благодаря которым сумел бы за несколько часов встречи с сыном стать для него долгожданным кумиром. Додумался даже до того, что организует нападение хулиганов на себя, чтобы сын увидал, как лихо расшвыряет он их. Через год после встречи можно будет поехать еще раз, потом снова через год, а там сын подрастет, и тогда он раскроется ему.

Впрочем, в глубине души Дягилев не верил себе, что решится когда-либо на поездку к сыну, пока Лейла не купила ему билет на деньги от проданного кулона.

— Зачем он мне без тебя? — молвила Лейла, обморочно слабея в руках Дягилева. — Молчи, миленький, не вернешься, я лучше знаю…

За время полета Дягилев ни разу не вспомнил о сыне: перед глазами плыло лицо Лейлы. В аэропорту он удачно купил билет обратно, отбил Лейле телеграмму из одних эпитетов. Приемщица крутнула пальцем у виска: на шестнадцать рублей накатал!

Пока такси мчало его к дому бывшей жены, он равнодушно глазел на новостройки города, где родился и вырос. Однако когда такси притормозило возле скверика близ дома, сердце перехватило, будто в прорубь ухнул. Он высмотрел мальчишку посмекалистей, сунул ему рубль. Тот через пять минут разузнал все, что требовалось. Оказывается, бывшая жена Дягилева уехала по путевке в Болгарию, а сын уже вторую смену отдыхает в пионерлагере «Уральские зори».

И вот сейчас, спустя шесть часов после прилета, ватные ноги несли Дягилева к шлагбауму, за которым начиналась территория его сына.

Литой, пудовый замок не гармонировал с воздушной обрешеткой ворот лагеря. Под замком сидел на чурбане поразительно толстый мальчишка с нарукавной повязкой дежурного отряда и ключом, пришпиленным к тельняшке вместо ордена. Выслушав робкую просьбу Дягилева, страж и вовсе посуровел до неприступности: щегольским жестом сбил набекрень газетную бескозырку, помолчал целую минуту. Наконец лениво шевельнул головой: нельзя, мол, дядя, читать разучился, что ли? Свидание родителей с детьми только по воскресениям!

Тогда Дягилев деликатно похвалил тельняшку морского волка, грудь которого рано или поздно украсит настоящий орден Нахимова. Толстяк в свою очередь угрюмо засопел — спрятал ключ в потайной карман шорт, категоричней, чем прежде, помотал головой. Дягилев усмехнулся, вынул из кармана полевой бинокль — мечту любого мальчишки. Толстяк странно как-то зашмыгал носом, словно слепой хомячонок принюхивается — материнский ли запах? — и вдруг единым духом выпалил Дягилеву наболевшее.

Нога родителей вообще не должна ступать на территорию лагеря! Напичкают, понимаешь ли, сынков своих тортами и конфетами, а он, дежурный, потом отвечай! Бестолковщина дремучая, ведь питание в лагере четырехразовое, исключительно калорийное! Вон Кольке Егишеву приперли мешок апельсинов, так хоть корочкой поделился с кем? Одну только воспитательницу и угостил, как велели родители — хо-ро-ши! — а над ним, ну, просто измывается: за одну только дольку апельсина требует перочинный ножик и крючок-заглотыш! Метлой таких гнать из пионеров! Нога родителей вообще не должна приближаться к лагерю! Поэтому он всегда и просится дежурить у ворот. Сам и замок навесил, раньше щеколда была. Бабушка дала денег на зубную пасту и мыло, а он замок купил в деревне. Бабушек можно, а родителей во-о-обще нельзя!

Морской волк безудержно заплакал…

Дягилев опешил — хрупкая ложь утешений застряла в горле. Он суетливо сунул мальчишке шоколадку, быстро зашагал прочь.

Сразу за воротами наткнулся на свалку: горы консервных банок, наглые вороны, кеды, тумбочки, оржавелый остов буровой вышки, тягач с размотанными гусеницами, поодаль расколотая скульптура Венеры, на обезображенную голову натянуты детские шорты с инициалами. Дягилев зло чертыхнулся, круто повернул назад, припустил бегом. Заметил ворота лагеря, пригнулся, рысьей скрадкой хоронясь от ствола к стволу, плюхнулся в заросли крапивы, вперил окуляры бинокля в лицо мальчишки.