Стало быть, Барысби, решили они и заспешили с нихаса вниз. Одинокий остановился, развязал тесемки на бурке, осторожно снял с его головы башлык, прикрывавший лицо, и позвал его сына, выкрикнув в провал ворот его имя. И вот тогда уже стало темно. Когда наши сгрудились в кучу, окружив Одинокого и Барысби, было уже так темно, что сперва они не разобрали, жив тог еще или мертв.
Бурку подхватили и, толкаясь лишними плечами, внесли в дом, где женщины затеяли уже свой громкий плач. Но и сквозь шум, пыхтенье и крики они услыхали его слова: «Он дышит. Ранен в голову и сломана нога...» Но обернуться на голос опоздали: Одинокий упал и прильнул ничком к холодной земле.