— громко и протяжно пропел мужской голос, в котором Титус, вздрогнув, узнал голос Йоста. Взрыв неистового восторга сопровождал последние слова песни. Одна из женщин захлопала в ладоши, схватила гитару и вспрыгнула на стол. Стоя в кольце сумеречно-красного света люстры, она задорно запела игривую песенку. Кто-то из мужчин стал отбивать граненым стаканом такт, и этот ритмически повторяющийся, подхлестывающий звук удара массивным стеклом по твердому дереву усиливал общее веселье. Девушка, крепко державшая Титуса за плечи, порывисто оттолкнула его от себя. Балетным прыжком она метнулась в объятия мужчины, поманившего ее дукатом; танцуя, она ловчилась ухватить монету, которую тот держал в вытянутой вверх руке. Как кошка, подпрыгивала она за дукатом. Всякий раз, как она почти дотягивалась до серебряной монеты, из-за стола неслись оглушительные и визгливые выкрики одобрения.
Титус глубоко перевел дыхание. Он стоял один, в стороне, и никому не было дела до него. Взгляд его снова и снова непроизвольно устремлялся к выходу, но путь туда был прегражден: между ним и дверью кружились танцующие пары.
Титус закрыл глаза. Какой-то дурман, какие-то злые чары туманили сознание. А хочется ли ему, в самом деле, прочь отсюда? Или, может быть, он скорее остался бы здесь смотреть и слушать то, о чем в ночном уединении мечталось и грезилось ему, что маячило перед ним, как смутные тени сказок, слов, намеков, воспоминаний самого раннего детства?.. Так вот каков он — этот игорный притон, этот «веселый дом», как много-много лет тому назад называли его между собой приятели Еруна…
А девушка! Титус не в силах был глаз оторвать от нее. Ее неистовая стремительность, ее кошачьи прыжки — рядом с длинноногим и неуклюжим партнером — таили в себе какое-то греховное очарование. Моментами, когда юбка ее взвихрялась, Титус видел стройные лодыжки и маняще округленные икры. И под мягкой, льнущей к бедрам тканью он угадывал очертания ног. Как же они, должно быть, красивы — точно юные белые березки, такие же крепкие, упругие и длинные! Видел он со стесненным сердцем, как в низко вырезанном корсаже трепетали во время танца ее маленькие груди. Только на лицо ее он старался не смотреть, на это пунцовое лицо все в пятнах от вина и страсти, на ее глаза с тяжелым ироническим взглядом, на пухлые губы… губы, которые целовали его. Поцелуй!.. Он еще чувствовал мимолетное, по пылкое прикосновение ее губ. Первый поцелуй женщины! Юная Ева подарила поцелуй своему юному жениху под райскими кущами. Впервые в жизни Титус увидел в женщине суженую, вожделенную подругу, тело которой сулит тысячу радостей.
Но что делает этот мужчина, танцующий с ней? С неосознанной, но мучительной ревностью следил Титус за дерзкими, наглыми руками, на любовную игру которых девушка охотно откликалась. Титус ощутил, как кровь ударила ему в голову. Язык точно отяжелел, в горле пересохло. Он не в силах разобраться в своих ощущениях. Но ему ясно, что страх перед греховным вожделением необычайно сладостен и что этот низкий, четырехугольный, тонущий в тускло-красном свете зал с его диким гамом таит в себе загадочное очарование. Он не смеет признаться себе, но оно овладевает им, опутывает и приковывает к месту. О девушка, девушка!..
Вдруг его охватил ужас. Чья-то мощная фигура выросла перед мим. То был Вондель. Титус услышал гулкое биение собственного сердца, будто он почувствовал, что Йост что-то затевает.
Вондель потащил его к свету.
— Ну как, научила тебя чему-нибудь Аннета?
Аннета, Аннета… Значит, ее зовут Аннета.
Титус не отводил глаз от оборок на развевающейся юбке и от корсажа девушки. Вондель схватил его за плечо.
— Ну, так как?
Титус отвернулся, как напроказивший ребенок, когда его застают на месте преступления.
Вондель что-то пробормотал себе под нос и широко взмахнул рукой.
— Эй, все сюда! Смотрите! Вот девственник, никогда не имевший дела с женщиной!