Рембрандт

Фалькениры были ошеломлены. В ответ на предложение, сделанное их сыном, Магдалена попросила дать ей время на размышление. Это было вполне естественно. Но в конце концов не знаешь ведь, что и думать, если будущая невеста все отодвигает и отодвигает срок окончательного ответа, сочиняя для этого все новые предлоги? Может быть, ей жаль расстаться со своей свободой и в последние дни хочется пережить возможно больше сумасбродных приключений? А может быть, она издевается над их почтенным и солидным родом? Фалькениры торопили с решением. Уже пошли сплетни, шепотки. Уважающая себя семья не потерпит такого. Пусть Магдалена скажет свое последнее слово. А Магдалена колебалась, плакала, упорствовала, замкнулась и целые дни проводила в уединении. Претендент на ее руку часто появлялся в доме, но каждый раз уходил не солоно хлебавши. И разве мог кто-нибудь его упрекнуть в том, что он, как стало известно, завел шашни с какой-то легкомысленной бабенкой? Разумеется, никто… кроме Магдалены. Услышав об этой интрижке, она разбушевалась, точно фурия. Родители с ужасом смотрели на нее, вспоминая о припадках неистового гнева, которые овладевали их дочерью в детстве, когда что-нибудь мешало осуществлению ее капризов. Вслед за тем Магдалена объявила то, что, собственно, всем уже было ясно: она не желает выходить замуж за столь ненадежного жениха!

Фалькениры, разумеется, с негодованием отвернулись от семьи ван Лоо, которая, помимо всего прочего, была ниже их по происхождению. Родители Магдалены были глубоко потрясены и оскорблены. Для виду они, конечно, защищались, но сами понимали законность возмущения родственников жениха. Магдалену изводили упреками. За столом родители не жалели острых и колких слов. Магдалена тоже не оставалась в долгу. Ей опостылел родительский дом. Она переехала к своей тетке Тиции, жене Франса Коопаля. Тиция ван Эйленбюрх была спокойная, чуткая женщина. Осторожно пыталась она выведать тайну, так страшно изменившую Магдалену и столкнувшую ее с предначертанного ей пути. Проходили месяцы, Магдалена домой не возвращалась. А когда она снова появилась у родителей, буря уже улеглась. Обе стороны, настроенные ныне более миролюбиво, все больше помалкивали, ничем не попрекая друг друга и стараясь не будить воспоминаний. Но отчуждение не проходило. Магдалена возымела дерзость восстать против привычного уклада родительского дома и свернуть с пути, намеченного для нее; она пошла наперекор планам, чаяниям, честолюбивым замыслам Герардуса ван Лоо и его представительной супруги. Для своих родителей она уже отрезанный ломоть. И родители, и сама Магдалена знали об этом. Затаив гнев, они смирились.

В первое время о Магдалене распускали чудовищные слухи даже люди, с которыми она близко зналась и которые были свидетелями ее побед. Утверждали, например, что она спуталась с какими-то неведомыми проходимцами, авантюристами и игроками; она-де не решается показываться на людях, потому что захворала обезображивающей болезнью. Другие рассказывали, будто ее совратил слуга ее собственного отца и она вынуждена скрывать свой позор. Женщины вспоминали ее холодное целомудрие, ее способность всегда знать о других такие вещи, в каких ее самое никак нельзя было упрекнуть. И долго сдерживаемая зависть со сладострастной мстительностью вылилась в поток самых несусветных измышлений. Фалькениры, знавшие, где источник всех этих разговоров, помалкивали и своим молчанием только подливали масла в огонь. Но вскоре появились и опровержения. Они исходили от незаинтересованных людей. Как же, говорили они, ведь Магдалену встретили на прогулке, и она так же прекрасна и мила, как и всегда. Нашлись и такие, которые видели ее в карете, когда она проезжала по Гарлемскому лесу. Третьи, застав Магдалену у Тиции Коопаль, рассказывали, как она скромна и приветлива, — не представляя себе, сколько злобы вызывают такие сообщения в свете. Но разговоры о Магдалене продолжались недолго, хотя они до конца сохранили свой злостный характер. Вскоре все толки прекратились. Она исчезла с горизонта своих прежних друзей, не вызвав ни в ком особого сожаления. Жизнь ни на мгновение не остановилась, когда Магдалена порвала все связи со светским обществом. Жизнь по-прежнему шумела и сверкала в бальных залах и на светских приемах; женщины и мужчины встречались, находили и теряли друг друга — как всегда. Мальчики и девочки подрастали и вплетались в ослепительный хоровод; играли свадьбы. Никто не чувствовал лишения от отсутствия Магдалены ван Лоо. Никого не интересовала ее своеобразная судьба.