Ресницы

Сны, висящие непосредственно над землей,пожираются нами при помощи ложки прозрачной,уплотненное время, стоящее между зарейи восходом, которое нравится новобрачным,пуленепробиваемо. Дождь, начиная с шести,к девяти окончательно выглядит страшной водою,протекающей в сторону слова «прости»,заслоненного полуполярной звездою.Изгибаясь в земле, червяки изгибают ее,и она по ночам не червива, а волнообразна –так, наверное, мумия, обожравшаяся мумие,оживает частями, что само по себе – безобразно.Сытый воздух стоит, не давая себя подышать.

Вот старуха хотела скончаться, но просуетилась.Что родился ребенок – вторично. Первично, что матьпоявилась, пока пуповина рвалась и светилась.Жизнь пытается жить, но ее разрывает судьба.Муравьи охраняют детей. А, пока в колыбеляхте орут, к ним почти наклонилась не то чтоб вода,но какая-то влага. В своих бесконечных постеляхспят отцы. Тугоухие змеи ползут по траве.Арифметика пыли равняется запаху рощи.Мне становится страшно и, стало быть, весело мне,потому что так – проще.Слева утро шумит, начиная свое молоко,Справа – трудно сказать, но, наверное, светятся мухи.

Начинается все, что дается на свете легко, –начинаются муки…

Летний вечер

Смотри, он воплощается, смотри:зеленым, красным, голубым и разным,небесное твердеет изнутрислоями, а не куполообразно.Стоят деревья, думают кусты,шипит трава на змей, ползущих между,вода, скрывая тело пустоты,натягивает влажную одежду.Вот умирает женщина, секретее исчезновенья – это милость

(и только паутина – трафаретее морщин – за ветку зацепилась),по следу суетливой мошкарыона течет, разъятая на части,в свободное мучение травыот гнета человеческого счастья.Нет памяти вокруг, и это – рай,природа непрочна, ежесекундна,и ей, переливаясь через край,саму себя запомнить очень трудно.Ошеломленная своей ненаготойпод пленкой человеческого взгляда,она в слюне, она слюна, слюной

меня с тобой она помазать рада.Я где-то здесь, я кто-то. Кто-то-ялюбуется началом этой смерти,пока еще нетвердая земляне обрела повадки сильной тверди.Зеленое запачкало траву,а синее не пачкает, а плачет.Все умирает только наяву,но этот мир не явной явью начат.Все умирает и живет, живет,живет и наклоняется то вправо,где плавно непрозрачное плывет,то влево, где оно плывет неплавно…

* * *