Революция 1917 года глазами современников. Том 3 (Октябрь 1917 г. - январь 1918 г.)

- Напрасно старались. Слова ваши на каменистую почву падают. Все равно мы вам на грош не поверим. Вы бы лучше полковника нашего научили, а то он к нам в библиотеку прислал, дайте ему, вишь, программы партий, не знает он за какую ему голосовать.

В публике смех. Я перехожу к боевому вопросу о мире.

Момент для большевиков выигрышный. Однако и в моих руках сильные козыри. Только что распространилась по полкам телеграмма Крыленко о сепаратных полковых перемириях, и у меня в кармане лежит телеграфный разговор Крыленко с Духониным. Я говорю, что мир заключить зависело не от нашей доброй воли. Вот теперь большевики у власти, и что же? Германцы и союзники не хотели говорить с прошлыми правительствами, не хотят говорить об общем перемирии и с большевиками.

В этом вопросе большевики увереннее и потому многочисленнее, и лекция приобретает характер коротких вопросов и ответов. Словесные удары сыплются один за другим.

- А зачем вы ударные батальоны сделали и добровольцев набирали?

- Это их воля. Война идет, никто не может назвать подлецами тех, кто хочет защищать свою родину.

- Мы этого и не говорим. А почему Керенский наступление устроил и смертную казнь ввел?

- Нужно ли было наступление, это мы только из истории узнаем, когда будем знать, что немцы делали.

- А почему Керенский полки расформировывал и все тюрьмы солдатами наполнил, которые наступать не хотели?

- А почему солдат расстреливали, а Корнилову ничего не делали?

Возбуждение, подогреваемое привычными вопросами, на которые даже не

ждут ответа, начинает охватывать толпу. Становится жарко. Воздух от дыхания сотен людей сделался влажным и мглистым. Язычок керосиновой коптелки дрожит перед моими глазами, окруженный бледным пятном.

- А что я вам скажу, товарищи, - раздается новый голос в задних рядах. - Откуда он такой взялся? Пришел, невесть чего и людей смущает. Попридержать его в нашей роте, пока полковой комитет дознается, кто он такой есть.

Кольцо возбужденных, раскрасневшихся лиц затихает. Лица настораживаются.

- Кто я такой, узнать нетрудно. Вот у меня удостоверение от армейского комитета, а приехал я по просьбе армейской крестьянской секции, читать лекции по полкам.

Я достаю свое удостоверение от большевистского армейского комитета и протягиваю его все тому же белокурому большевику, опытным взглядом угадывая в нем дирижера атаки. Он берет удостоверение и начинает читать. Я оглядываюсь на пришедших со мной прапорщиков. Лица у них серьезные. Очевидно такой оборот лекции для них неожиданен.

- Разрешается такому-то беспрепятственный проезд и пребывание во всех частях пятой армии для чтения лекций об Учредительном Собрании. Подписали, чорт их разберет кто. Ну, да все равно. Получите ваше удостоверение.

Атмосфера разряжается. Я перехожу в наступление.

- А зачем вам надо было знать, кто я такой? Вам нужно знать, правду ли я говорю, а этого вы лучше не узнаете, если и будете знать, кто я. Вот вы не можете меня опровергнуть, так пытаетесь это сделать таким путем.

- А зачем вы приходили?

- Да вас сюда никто не звал!

- Его офицеры звали. Он с ими пришел.

- Совсем не офицеры меня звали, а крестьянская секция и полковой комитет.

В общем гуле улавливаю фразу, которая, кажется мне, может вернуть внимание собрания от моей персоны к общей теме о войне. Кто-то говорит: а зачем, если хотели мира, то готовили наступление и офицеров нагнали по десять прапорщиков на роту, а как наступление не вышло, то опять все они неведомо куда подевались!

Смотрю вопросительно на приведшего меня прапорщика, и тот объясняет - уехали на курсы учителей для открытия на фронте школ.

- Вот, товарищи, вылили масло на бушующее собрание, не печальтесь. Ваши прапорщики уехали на курсы и через две недели вы их всех обратно получите.

Но попытка моя не удается.

- А вот пускай вернутся, так мы их в секреты замест себя посадим. Пускай знают, как сладко там. А то они на фронте сидят, да и нас держат.

Белокурый торопится поддержать атаку.

- А вы-то сами, где по сие время были, что-то мы четыре года воюем, а вас не видали. Почему это вы раньше к нам не приезжали читать лекции, а теперь пожаловали.

- Я в вашем полку не служу. А лекции я уже двенадцать лет читаю, и в разных местах. Всюду не попадешь одновременно. Только я по лицам вижу, что немногие из вас больше года служат. Все поздние наборы. Сам-то я с первого призыва и солдатом на войну взят. Был в боях с начала войны. Вот, например, под Варшавой, Озорковым, Лодзью, на Бзуре.

Голос рядом со мной вдруг заявляет совершенно другим, дружелюбно-торопливым тоном:

- Верно, верно, товарищи. Там бои шли, и я там был.

Чувствую, что это удачный момент кончить диспут, пока меня не арестовали и не намяли мне бока.

- Поздравляю вас, товарищ, что вы по сие время целы. Это редкий случай. - И с этими словами жму своему соседу мозолистую руку.

Настроение у публики меняется. Внимание рассеяно и возбуждение упало. Самое время уходить.

- Хоть я, по-вашему, и буржуй, товарищи, но все-таки будьте здоровы!