Читаем Революция полностью

Первые слова, услышанные им на Финбане (Финляндском вокзале) по выходу были определительные.

— Чухна белоглазая, — определил какой-то нервный дядька, после того, как Тойво отдавил ему ногу и извинился по привычке словом «антеекси» («извините» на финском).

Pietari (Петербург, по-фински) чем-то здорово напоминал Антикайнену родной Гельсингфорс. Та же монументальность и величественность каменных домов, та же система застройки жилых кварталов, те же зеленые памятники со следами голубей на них. Некоторые поэты, а особенно — поэтессы могут со вздохом признаться: «я влюбилась в этот город с первого, твою мать, взгляда, ах!» Влюбиться можно в людей, а иначе это уже извращенный фетишизм. В петербуржцев влюбиться было трудно.

Да, вообще, чем больше людей гужуется в одном месте, тем меньше в них остается человеческого. Чтобы выжить в такой толпе надо изжить своего соседа. А чтобы хорошо выжить — надо всех соседей заставить плясать под свою дудку. Как медведей у скоморохов.

Тойво вышел к Неве и пошел по набережной, крутя головой направо-налево. Свинцовые волны шелестели о камни, оформляющие берег в некий монолит, по дороге цокали копытами лошади и оглушительно сморкались извозчики на них. Люди, кто суетливо идущие куда-то, кто бесцельно двигавшиеся к очередному стаканчику, кто, вообще, стоя и озираясь, переговаривались между собой на неизвестных Антикайнену языках — на русском и немецком. Те, кто говорил на французском, сидели, в основном, в колясках и возили свои тела от одного важного дома к другому.

Городская шпана — та, что стояла и озиралась — быстро вычислила в Тойво приезжего, но воспользоваться этим для своих корыстных целей не торопилась. Видимо, она чувствовала в этом крепком парне способность постоять не только за себя, но и еще за кого-нибудь поблизости. Антикайнен, хоть и полностью занял себя созерцанием окрестностей, расслабляться себе не позволил. У них в Гельсингфорсе тоже на улице особенно не отдохнешь. Точнее — особенно на улице, какая бы она ни была красивая, не отдохнешь. Ушел в себя, опустил руки — и кто-то уже непременно начинает тебя жрать.

Он помнил слова Куусинена, что Питер — это город на костях. Местный царь, прозванный Великим, то есть, конечно же Петр, построил этот город руками невольников. Считается, что трудом несчастных пленных шведов, пригнанными сюда из-под самой Полтавы. Однако большей частью в болота полегли потомки ливонцев, геноцид против которых устроил еще другой местный царь, прозванный Грозным, Иван. Ливонская война длилась сто лет, а от самих ливонцев к двадцатому веку ни слуху, ни духу. Остались ливвики, да и те скоро перемрут, принудительно лишаясь своих обычаев и своего языка.

Говорят, Москва — это бездушный город, слезам, мол не верит. Питер в таком случае — мертвый город, весь из могильного камня.

Тойво любовался архитектурой, архитектура любовалась им.

Он дошел до самого Невского проспекта и свернул на Мойку, чтобы посмотреть на «поцелуев мост» и сфинксов, его удерживающих. Мост был неширокий и совсем безлюдный — никто на нем не целовался, только одна девушка, облокотившись о дуги перилл, задумчиво смотрела в воду. Вероятно, время для поцелуев выбрано не совсем подходящее. Вот когда оно, это время настает, то здесь собирается толпа народу, и все принимаются лобызаться между собой, некоторые даже в засос. И барышни из Смольного, и студенты из института Путей Сообщения, и артисты, и коммерсанты, и обнявшиеся друг с другом бородатые и пузатые извозчики, и жандармы, и инопланетяне — все.

Девушка между тем уронила в Мойку медную монетку и отрешенно следила за тем местом, где она булькнула под воду, будто надеясь, что из глубин этой реки обратно вынырнет рубль.

— Желаете снова вернуться? — спросил Тойво и улыбнулся.

Он задал свой вопрос на родном языке и ответа совсем не ожидал. Просто улыбнулся красивой девушке, чтобы пройти мимо. Пора было возвращаться на вокзал, да и перекусить бы не помешало — аппетит в этих каменных джунглях разыгрался зверский. Но до чего же девушка была хороша!

Высокая полная грудь, тонкая талия, широкие бедра, волнующий своими округлостями зад, стройные ноги, да и лицо — тоже ничего! Чуть вздернутый нос, огромные глаза, идеальной формы губы, облезлые волосы. Нет, конечно, с волосами тоже было все в порядке — густые, свободно ниспадающие на плечи, светло-каштанового цвета, на вид мягкие и, конечно же, шелковистые. Девушка, вероятно, только на мосту сняла свою косынку, которую держала в руках. Петербурженки — все, как на подбор, носят шляпки, ну или какие-нибудь чепчики — «плевки на голову». Оно, конечно, круто — столичные штучки, парижская весна и все такое. Платками повязываются лишь русские деревенские бабцы на заработках, да северные красавицы, вроде этой.

Но эта девушка — как прекрасна! Ее глаза — это чудо чудесной души, в которых можно было прочитать и ум, и сострадание, и юмор. Все можно прочитать, если читать хочешь. Это только косоглазые сохраняют тайну свою до самой смерти, потому что их читать никто не умеет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дикое поле
Дикое поле

Первая половина XVII века, Россия. Наконец-то минули долгие годы страшного лихолетья — нашествия иноземцев, царствование Лжедмитрия, междоусобицы, мор, голод, непосильные войны, — но по-прежнему неспокойно на рубежах государства. На западе снова поднимают голову поляки, с юга подпирают коварные турки, не дают покоя татарские набеги. Самые светлые и дальновидные российские головы понимают: не только мощью войска, не одной лишь доблестью ратников можно противостоять врагу — но и хитростью тайных осведомителей, ловкостью разведчиков, отчаянной смелостью лазутчиков, которым суждено стать глазами и ушами Державы. Автор историко-приключенческого романа «Дикое поле» в увлекательной, захватывающей, романтичной манере излагает собственную версию истории зарождения и становления российской разведки, ее напряженного, острого, а порой и смертельно опасного противоборства с гораздо более опытной и коварной шпионской организацией католического Рима.

Василий Веденеев , Василий Владимирович Веденеев

Приключения / Исторические приключения / Проза / Историческая проза