Революция

Смерть пришла в Европу, европейцы начали истреблять друг друга, вовлекая в процесс расового уничтожения даже парней из Америки и Австралии. Белым стало тесно на этой планете, или, быть может, они просто сошли с ума? Ответ знал только Самозванец, клацающий своей челюстью, протягивая свои отростки-щупальца к безропотным существам человеческого стада (см также прочие мои книги). Но он этим ответом ни с кем не делился.

23. Мне не нравится революция

Финляндия не осталась в стороне от набирающего силы военного противостояния: Германия — прочий мир. Условность этого противопоставления выражалось в том, что в конечном итоге каждая страна, даже Турция, оказывалась лицом перед прочим миром. И только части этого мира, в зависимости, союзные они или враждебные, могли повернуться к этому «лицу» либо своим задом, либо же передом. Каждое государство блюло свой интерес, получалось это у него или нет. Каждый, вообще-то, умирает в одиночку — закон джунглей.

Тойво не достиг еще призывного возраста, поэтому воевать его никто не отправил. Добровольцем ломиться под пули у него не возникало никакого желания. Вообще, любые пафосные речи, которые толкали разномастные агитаторы, вызывали в нем легкую тошноту. Вероятно, потому что сам сопровождал некоторых пламенных ораторов — никто из них не верил в свои проповеди ни на грош. Циничные люди, в общем-то, шли буйствовать перед народными массами. Циничные, как врачи — вы помрете, так что с того? Все помирают. Сострадательных «докторов» на трибунах не встречалось.

И самое неприятное то, что народ велся. Ну, может быть, и не народ вовсе, но та толпа, что слушала агитатора, готова была идти строго в указанную ей сторону. Встречались, конечно, среди слушателей и провокаторы. Монархисты внедряли своего человечка на собрание, проводимое ЭсДеками (социал-демократами, подозреваю), те — впихивали специально обученного критика к анархистам и так далее. В задачу Тойво и его бригады входило, присутствуя на многолюдном сборище, незаметно выявить и нейтрализовать «клеветника». Способы для этого существовали самые разные.

Если человек чуть чаще оглядывается по сторонам, передвигается в толпе, выискивая наиболее удобную позицию для того, чтобы его голос оказался слышим всеми собравшимися, а не только ближайшими соседями по митингу, проводит дыхательную гимнастику, открывая и закрывая, как рыба, рот — значит, наш клиент. Ему по барабану, что там оратор вещает. Он подготовился заранее, выучил свою реплику назубок и сейчас откроет свою пасть.

Коли провокатор — тщедушный мужичонка, либо, вообще, женщина, то ему или ей в момент наивысшего желания вставить свое слово нужно невинно отдавить ногу. Тогда рвущееся наружу выражение «демократический плюрализм» все-таки вырывается, но уже в виде мата. В самом деле, в нынешнее время не найти джентльмена, который бы, наступив в темноте на кошку, обозвал бы ее «кошкой».

В случае же, следует отметить — крайне редком, провокатор — уверенный в себе здоровяк, нужно его как следует оскорбить прямо на ухо. Сказать: «Закрой рот — трусы видать» и бежать прочь. Сильные люди очень обижаются, когда на них кто-то пытается обзываться. У них сразу же пропадает все желание заниматься громкой демагогией, зато возникает желание наказать обидчика. Поди, попробуй, догони его в толпе.

Лотта все же приехала в Гельсингфорс. Своими действиями в лотте девушки приносили гораздо больше помощи, нежели шюцкоровцы. Они работали в тыловых госпиталях сестрами милосердия, не получая за это ни копейки. Разве что имели доступ к бесплатному спирту и мылу. И то, и другое обладало отличными меновыми качествами.

От былого изобилия экономического подъема не осталось и следа. Даже продукты питания становились не по выбору, а по тому, что есть. Чтобы, конечно, съесть. Словом, не до жиру, быть бы живу.

Время, прошедшее после их последней встречи, нисколько не изменило Лотту. Она не сделалась лучше, но и не стала худшей. Она была все такая же красавица со светло-каштановыми волосами и огромными глазами. А Тойво опять выглядел, как болван. Впрочем, наверно, так положено до определенного момента, когда обязанности перед предметом воздыхания, вдруг, обретают еще и права. Право Тойво на Лотту и право Лотты на Тойво.

Они провели все время вместе. Антикайнен больше не дарил своей девушке цветок-каллу, он поступил более приземленно: подарил обратный билет на поезд, упаковав его в разукрашенный херувимами конверт и сопроводив вручение охами-вздохами — «не уезжай, побудь со мною». Лотта смеялась, но шуточки типа «не успела приехать — ты уже обратно отправляешь» не отпускала.