– Надо же, какое представление у них сложилось о нас! – заметил Давид.
– Вот именно, только 103-й оказался лучше других: ему искренне хотелось узнать, кто мы – чудовища или «дружелюбные животные». Я смастерил ему телевизор по размеру, чтобы он мог посмотреть на людей в целом и увидеть, чем они занимаются на земле.
Жюли представила, какое потрясение, должно быть, испытал муравей, когда это увидел. Наверное, это было сродни тому, как если бы ему вдруг показали муравьиное сообщество изнутри, причем с разных сторон. Войны, торговля, промышленность, легенды…
Летиция Уэллс пошла за фотографией этого необыкновенного муравья. Герои третьего тома поначалу удивились, потому что представить себе не могли, что фотоснимок одного муравья может отличаться от фотографии другого, но, присмотревшись, они в конце концов разглядели особенные черты на «лице» 103-го.
Артюр снова сел.
– Какой красивый профиль, а? 103-й был храбрым мечтателем, он прекрасно понимал свое великое предназначение и не желал оставаться в инсектарии, слушать наши шутки, смотреть голливудские романтические фильмы и слайды с картинами из Лувра. Он сбежал.
– Но что такого в конечном счете мы для него сделали? Думали подружиться с ним, а он взял и бросил нас, – сказала Летиция.
– Что верно, то верно, без 103-го мы осиротели. А потом задумались, – продолжал Артюр. – Муравьи – сущие дикари. Нам их нипочем не приручить. Все живые существа на земле свободны и равноправны. Так что не было никакого смысла держать 103-го взаперти.
– А где сейчас ваш необычный муравей?
– Затерялся где-то в обширном царстве дикой природы… Перед тем как сбежать, он оставил нам послание.
Артюр взял скорлупку от муравьиного яйца и поднес ее к усикам-антеннам. Компьютер перевел обонятельное послание, словно это было живое яйцо и оно обращалось к ним.
– А он здорово изъясняется на нашем языке! – с удивлением заметила Жюли.
– Фразы и обороты речи выстраивает компьютер, но огрехи при переводе неизбежны, – призналась Летиция. – 103-й, когда гостил у нас, очень старался постичь законы нашего разговорного языка. Он все понимал – только вот не мог, по его признанию, уяснить себе три понятия.
– Какие же?
– Юмор, искусство и любовь.
Сиреневые глаза Летиции остановились на лице корейца.
– Эти понятия очень трудно уяснить нечеловеку. Последнее время мы все дружно собирали шутки специально для 103-го, но наш юмор слишком уж «человечный». Жаль, что мы так и не узнали, существует ли чисто муравьиный юмор. Например, анекдоты про майских жуков, которые то и дело запутываются в паутине, или про бабочек, которые пытаются взлететь с мокрыми, сморщенными крылышками и то и дело падают…
– В том-то и загвоздка, – признался Артюр. – Что может рассмешить муравья?
Они вернулись к диалоговой машине и подопытным муравьям, которые все так и суетились.
– После того как 103-й сбежал, нам пришлось иметь дело с тем, что у нас осталось, – сказал Артюр.
И спросил у муравья в стеклянном ящике:
– Ты знаешь, что такое юмор?
–
В теплом становище 103-я принцесса рассказывает своим спутникам о другой особенности мира великанов, с которыми им вскоре предстоит встретиться. Чтобы не задохнуться от жара, они всем скопом повисли на ветке. Вокруг половой особи собралось в живой круг все полчище участников марша, чтобы послушать ее рассказ.
–
Мухи из числа присутствующих никак не реагируют.
Уловив доходящие до нее запахи, 103-я принцесса понимает, что юмор, очевидно, не интересует ее слушателей, и, чтобы удержать их внимание, переходит к другой теме.