Революция в стоп-кадрах

С каждым моим пробуждением цель становилась все ближе. Она старела поэтапно, апокалипсическая ступенчатая функция вела отсчет до детонации. В какой-то момент, пока я спала, у нее закончился гелий, пришлось перейти на углерод. В спектре появился натрий. Магний. Алюминий. Я просыпалась, а в дыхании звезды появлялись атомы все тяжелее.

Когда ядро коллапсировало, на палубе никого не было – конечно, рады ничего не могли нам сделать, мы были слишком далеко, но зачем рисковать, когда «Эри» всегда бодрствует, не сводит глаз с преисподней, увековечивает каждый выброс, от гамма до нейтрино, для нашего последующего назидания? Похороненные в базальте, мы проспали катаклизм: синтез неона, кислорода, а потом звезду вырвало половиной менделеевской таблицы прямо в пустоту. Схлопывание никеля в железо, и вот он – финальный фатальный момент вспышки, мгновение космического ока, когда звезда затмевает собой всю галактику. «Эриофора» сохранила все для потомков. Для нас.

Когда я проснулась после преображения, то даже не стала вылезать из гроба. Сразу вызвала архивы и ужала раскаленные тысячелетия в секунды, а потом они омывали мой мозг снова и снова, пока я не устала от этого чуда, не устала от изумления. От ослепляющего невероятного сияния смерти и возрождения я даже забыла о том, что оно значило для нас, здесь, в этой каменной песчинке.

На несколько драгоценных секунд я забыла, что мы были на войне.

Когда я пришла, Кайден и Калли уже стояли у оперконтура. Как и я, они, скорее всего, проиграли взрыв в голове, но вот стояли, завороженные сверкающим сиянием на дисплее: изысканной сетью остывающего газа, крохотной, но ослепительной точкой рентгеновских лучей в его центре, в которой пряталось еще одно, темное тело. И какая разница, что каждый отблеск был лишь артефактом, что если бы мы невооруженным глазом посмотрели из иллюминатора на то же самое зрелище, то не увидели бы ничего, кроме космоса и звезд? Это наши чувства ограниченные, а не реальность; человеческое зрение – слишком жалкий инструмент для анализа Вселенной.

– Дорон? – спросила я. В этот раз манифест привел на палубу четырех; двойная звезда с кучей комет и органики давала все поводы не доверять Шимпу и изменила протоколы поиска возможных обитаемых зон.

– Скоро придет, – сказалу Кайден. – Поляну проверяет.

Это вообще-то была моя работа. Хотя какая разница. Меня больше интересовало световое шоу.

– Боже, – тихо прошептала Калли. – Она потрясающая.

Кайден кивнулу:

– Это точно. Прекрасное место для… вот дерьмо.

Я тоже подошла к контуру:

– Что?

Ону тегнулу тусклую красную точку, маячившую на сцене слева:

– Вот этот карлик. Он тут не просто мимо пролетает. Он заходит на орбиту.

Ону былу праву. Когда мы прибудем, у новорожденной дыры уже появится звезда-спутник.

Я пожала плечами:

– Это кластер. Рано или поздно такое должно было случиться.

– Аккреционный диск будет охренеть каким огромным, вот к чему я клоню.

– Ну, по крайней мере у нас не будет недостатка в сырье, – сказала Калли.

– Надо дать ей имя, – на секунду задумалусь Кайден. – Oculus Dei[6].

– Латынь? Серьезно?

Сквозь открытый люк донесся еле слышный вой от приближающегося скакуна Дорона, парящего в коридоре.

– Тогда какие у тебя предложения?

Я не могла отвести взгляд от модели, от пульсирующего черного сердца, бьющегося в ее центре.

– Немезида, – пробормотала я. Снаружи Дорон запарковал скакуна.

– Шарлотта, – сказала Калли и захихикала.

Кайден взглянулу на нее:

– Почему Шарлотта?

– Я поддерживаю Сандей, – сказал Дорон, присоединяясь к вечеринке. – Думаю, Немезида – это просто прекрасно.

Только это оказался не Дорон.

А Лиан.

У меня чуть сердце из груди не вырвалось.

Она постарела еще лет на десять за прошедшие тысячелетия – наверное, работала допоздна, чтобы поставить на рельсы наш эндшпиль. Волосы у нее теперь были не черными, а скорее седыми. Но выглядела она сильной. Грузной. Не той худышкой, которая отправилась в полет вместе со всеми нами. Увитая мускулами, она больше походила на духа природной стихии, рожденного на Косой Поляне. Гравитация у ядра так поступает с людьми.

И все-таки это по-прежнему была Лиан. Я не понимала, как Шимп мог ее пропустить.

Кайден повернулусь:

– Рада, что ты успел, Дор. – Еле заметный акцент на имени, легчайший подтекст «Не облажайся, Сандей. Просто подыграй». – Как там Поляна?

– По расписанию, – отчиталась Лиан. – Пришлось прогнать образцы для верности, но, судя по морфе, я бы сказал, нужна еще сотня терасек, прежде чем мы запустим реинтеграцию.

Никаких воплей от Шимпа. Никаких упоминаний о том невероятном факте, что давным-давно умерший член команды неожиданно появился на палубе, словно Больцмановское тело неожиданно собралось из квантовой пены.

– Она действительно прекрасна, – Лиан тоже подошла к контуру. – Как ты там сказала? Немезида?

– Мне нравится, – сказалу Кайден.

– Хорошо, – Калли развела руками. – Но по мне Шарлотта была бы необычнее.

– Зафиксировал, Шимп?

– Да, Дорон. Звезда включена в реестр как Немезида.