Рифейские горы

Усаживая сына среди набитых сеном подушек, так, чтоб одна из них обязательно поддерживала его под спинку, Ирида могла теперь больше времени посвятить домашним делам. Мирна, несмотря на возраст, подрабатывала подёнкой. Уходила рано утром по соседям и часто возвращались лишь к ночи. Стирала в прачечных, помогала на кухне, бывало, что приносила с собой ворохи грязной одежды, и тогда они вдвоём всю ночь топили очаг, грели воду, отмачивали чужое бельё в корыте, и тёрли-тёрли, покуда хватало сил. Всё это давало маленький, но надёжный заработок.

Теперь весь присмотр за храмом и жертвенником лёг на плечи Ириды. Она сама каждые три дня вымывала мыльной водой главный зал и ступени храма, по утрам заправляла светильники маслом, обметала жертвенник веничком из макушки полыни, растения священного, любимого Матерью-Создательницей.

А ещё в свободные минутки Ирида усаживалась за прялку. Договорившись с одним ткачом из соседней лавочки, она брала в долг сырую овечью шерсть, стирала её, вычесывала сор мелкой гребёнкой и только затем пряла. Нить получалась очень тонкая, из такой выходило бы дорогое полотно, но за неделю Ириде удавалось напрясть всего четыре мотка, а за них ей давали только две лиги. А одной лиги едва хватало на день, ведь нужно было купить не только продукты, но и дрова. Без них еды не сварить, не нагреть воды для стирки, не обогреть комнату.

Дни, похожие один на другой, проходили в постоянных заботах, в тяжёлой работе, но ни разу Ирида не пожалела о том, что променяла жизнь во Дворце, среди наложниц Кэйдара, на эту, в храме Матери.

Она же и вправду не была больше одна. У неё был Тирон, её маленький сын, без которого Ирида себя уже не мыслила. Она привязалась к нему настолько, насколько может привязаться мать к своему ребёнку. Думала о нём постоянно, где бы ни была, что бы ни делала. С ужасом вспоминала себя прежнюю, своё отвращение к нему, своё страстное желание убить его своими же руками.

А ведь он всё больше напоминал Кэйдара, как будто сама Судьба говорила ей: «Тебе никуда от этого человека не деться. Как ни хотелось бы его забыть, выкинуть из памяти. Он всегда будет рядом, хотя бы в лице твоего сына…»

Похож был до удивления сильно. Тем, как улыбается, как хмурит бровки, когда недоволен, как пристально может смотреть. И даже криком своим, требовательным и сильным, Тирон был вылитый Кэйдар. А что будет, когда он подрастёт ещё немного?

Ирида со страхом думала о будущем. Искать её Кэйдар так и не перестал. Во время своих нечастых вылазок в город она из обрывков разговоров, из объявлений на стенах знала о награде за себя. Немного удивлялась упорству возможного Наследника, когда тот официально увеличил сумму ещё на десять тысяч лиг из своих личных средств. Пятнадцать тысяч лиг — деньги большие, десяток отличных рабов можно купить, но на то он и Наследник из семьи Отца Воплощённого, чтоб иметь возможность выложить такую награду за беглую рабыню.

Приятно, конечно, что он оценил её так высоко, и в то же время Ирида знала, что в первую очередь Кэйдар озабочен судьбой своего сына, а не ею. Что она для него? Одна из многих — не более того!

Хорошо, что Мирна не задавала больше вопросов. Ирида не смогла бы ей лгать. Но понимала при этом, что ставит добрых стариков в очень неприятное положение. За укрывательство беглого невольника по законам аэлов полагается смерть, если правда раскроется, неприятностей им всем не миновать.

Все знакомые, кто захаживал в храм или просто в гости, считали Ириду племянницей Мирны, поэтому не приставали с расспросами.

И всё равно Ирида старалась как можно реже выходить на улицу, все нужные покупки и поход к ткачу в лавку она делала один раз в неделю, не чаще. Повязывала голову накидкой, как все аэлийские женщины, держалась со спокойной сдержанностью, и говорила на аэлийском совсем без акцента. Сейчас бы её и отец родной не узнал. Она стала как все женщины-горожанки, — не отличить! А Лутан-лавочник, даже пытался выказывать ей знаки внимания. Ирида отшучивалась с улыбкой, а сама с ужасом думала о возможном и скором разоблачении.

Мать-Создательница давала ей отсрочку, берегла, позволяя ходить по самому краю, но что ещё будет, не мог знать никто.

* * *

Кэйдар опять пропадал где-то в городе, и письма, переданные ему для изучения Отцом Воплощённым, без дела лежали на столе. Тоненькие деревянные планочки, скреплённые одна под другой сплетёнными шёлковыми с золотой нитями, были скручены свитками и перевязаны нитью с печатями, неповреждёнными печатями. Лидас перебрал их все: ни одно из писем Сам Правитель ещё не читал. Или болен настолько сильно, или не имеет достаточно времени.

Кэйдару поручено теперь обрабатывать переписку, а он и это дело забросил. Плохо!

Лидас со вздохом взял в руки первое попавшееся письмо, судя по печати, от аскальского наместника. Воплощённый хочет породниться с ним, об этом Лидас слышал ещё летом. Интересно, и как самому Кэйдару нравится эта идея? Вряд ли он сможет противиться Отцу. Придётся, видно, забыть о своих заявлениях.