Лидас обернулся на звук открываемой двери и встретился глазами с рабыней.
Стифоя!
— Ой, простите, господин! — Опустила голову, отступила на шаг. — Я просто хотела… — В её руках Лидас увидел лейку и сам, заметно смутившись, заговорил:
— Проходи! Проходи, не бойся. Я только хотел видеть господина Кэйдара…
Рабыня прошла вперёд, к окну, принялась поливать декоративную розу в высоком глиняном горшке. Сам Кэйдар к цветам в своём кабинете был равнодушен, убери — и не заметит, но цветок создавал определённый уют, а сейчас, поздней осенью, его зелень радовала глаз.
— Я бы не советовал тебе таскать тяжести, — упрекнул Лидас, наблюдая за движениями служанки. Смущение, с которым он тщетно пытался справиться, сделало голос недовольным и даже сердитым. — Неужели больше некому, кроме тебя, полить цветы?
— Я сама предложила помочь… — Стифоя повернулась к нему, стояла, склонив голову и виновато опустив руки. — Простите, господин… — Лидас болезненно поморщился. — Мне и так ничего не разрешают делать. И гулять в саду запретили… — «Почему?»- Лидас вслух не спросил, лишь бровью дёрнул, а рабыня уже ответила:- Госпожа боится, как бы не простыла…
— Она не обижает тебя? — поинтересовался Лидас осторожно после секундного молчания.
— Госпожа? — Стифоя удивлённо улыбнулась, на щеках её появились знакомые ямочки. Хрупкая, как у ребёнка, неопытная красота — вот какое ощущение всегда оставалось у Лидаса после близости с этой девочкой. Оно и сейчас появилось, при одном только взгляде на неё. Когда боишься грубое слово сказать, неосторожное движение сделать, чтоб не разрушить этого ощущения. И ведь грубость с ней допустил однажды, пришёл к ней после ссоры с Айной, сорвался именно на ней, так, что самому потом стыдно стало и нехорошо. Понял, что обидел, долго не мог того взгляда забыть, когда она смотрела с ужасом, как на грубого насильника.
Она же не Айна. Это та любит силу, напор, властность. И при этом сама не прочь подчинять. А здесь надо быть осторожным, как если бы с бабочкой, опустившейся на пальцы.
— Госпожа, она добрая. — Стифоя смотрела на него с нескрываемым обожанием, такого взгляда от Айны Лидас не встречал ни разу. Аж волной тепла окатило будто. Свято имя твоё, Создатель!
— Добрая, — повторил Лидас с невольной усмешкой, в задумчивости потёр щеку. Вспомнил слова, брошенные женой: «Она… тебя любит.»
До этого Лидас только сам любил, мучительно, потому что без взаимности, отчаянно и глухо, с одной лишь надеждой, что чувства этого на их двоих с Айной хватит. Не хватило… Любить или не любить заставить себя невозможно. А уж что тогда говорить о других, если с собой справиться не можешь?
— У тебя когда срок? — спросил, резко меняя тему. Стифоя покраснела от смущения, но ответила:
— В конце января, господин.
— Так ты уже знала ещё до моего отъезда?! — Лидас ещё раз смерил девушку взглядом. Свободное платье с тоненьким пояском, кружевная шаль на плечах, скреплённая на груди бронзовой застёжкой. За всей этой одеждой живот почти не виден, но в фигуре и в движениях уже появилась свойственная всем будущим матерям мягкость, осторожность.
Стифоя не ответила, виновато опустила голову.
— Почему не сказала никому? Мне не сказала?
— Я думала, госпожа… Думала, госпожа будет очень недовольна. — Набравшись смелости, она всё же взглянула ему в лицо — глаза их встретились на короткий миг — и Стифоя снова отвела взгляд.
— Она же добрая, — невольно вырвалось у Лидаса.
— Да, господин, но я же не знала тогда…
Лидас рассмеялся в ответ, а сам подумал с горечью без всякой радости: «Конечно, кто из нас знал тогда, что вся её любовь, вся её ревность — это лишь игра, бездарная игра в чувства? Никто из нас не знал: ни я, ни ты, ни сама Айна…»
— Я решил дать тебе вольную, независимо от того, кто родится. Но ребенок, во всяком случае, останется здесь.
— Вы примете его, господин?! — Стифоя взглянула на Лидаса с изумлением.
— Конечно же! — Лидас улыбнулся. «Ей идёт куда больше, когда она улыбается. Как мало же надо иногда, чтоб доставить другому радость…»- И тебя отсюда гнать никто не собирается. Захочешь остаться во Дворце, — пожалуйста.
— Спасибо вам, господин! — Глаза Стифои чуть не светились от счастья. О большем она и думать не смела. Быть рядом с любимым мужчиной, быть матерью его ребёнка, иметь возможность видеть его хоть каждый день. Сейчас-то, от того, что он обратил на неё внимание, говорил с ней, аж ноги подкашивались, как от мгновенной слабости. Стояла, глаз поднять не смея, но исподволь любуясь им, каждым его движением.
Лидас чувствовал этот её взгляд на себе, поэтому и некоторая скованность была ему понятна, хотя и не совсем. Не думал сам никогда, что присутствие рабыни может вызывать такое смущение. Когда лишь большим усилием воли приходится заставлять себя быть беззаботным, спокойным, как обычно.