Рифейские горы

Она ведь даже не стыдится смотреть мне в глаза. И ещё суёт мне этого ублюдка. Любому же ясно, кто его отец. Любому! Последний раб в этом доме смеётся над тобой… А ты? Неужели ты и это собираешься терпеть дальше? Никогда на свете!

Развод и суд!!! Только так! Пусть сам Отец судит эту развратницу!

Айна! Как я любил тебя! Как любил! Если б ты только знала… Но ты просто посмеялась надо мной и моими чувствами… Раб тебе дороже меня… Ты предала меня! Мою любовь, моё доверие!.. Разве можно забыть такое?!

От обиды, от жалости к самому себе хотелось расплакаться, но слёз не было, глаза оставались предательски сухими, только голова разболелась.

Как жить теперь? Для кого и ради кого? Ты же хотел после рождения ребёнка перебраться в новое поместье. А как же сейчас? Сможешь ли терпеть рядом эту женщину? Айна, как ты могла? Ты лишила меня всего! Смысла моего существования… Ради тебя, ради одной твоей улыбки я готов был муки ада терпеть. А сейчас? Сейчас, наоборот, жизнь без тебя станет для меня адом. Но стоит ли страдать, стоит ли мучиться? Ради кого? Ради чего?

Кто-то осторожно положил ладонь ему на низко склонившуюся голову. Осторожное, очень ласковое прикосновение. В нём и забота, и понимание, и сочувствие.

Стифоя!

Лидас выпрямился порывисто, встретился с девушкой глазами. Откуда она здесь, в обеденном зале?

Она, наверно, уже тоже знает всё?

Но во взгляде лагадки не было насмешки, ничего такого, одна лишь бесконечная нежность и нескрываемая любовь. Просто она впервые не таила от него своих чувств, наоборот, делилась ими с ним, неосознанно пыталась помочь, взять часть боли и страдания на себя.

— Милая моя… Милая…

Лидас со стоном притянул Стифою к себе, обхватил обеими руками, прижался щекой к животу. Ребёнок внутри с силой толкнулся, и Лидас почувствовав этот толчок, не сумел сдержать улыбки, слабой, но обнадёживающей.

— Сти-фо-я… — он пел её имя, одновременно жалуясь и требуя её заботы. Как он сейчас нуждался в этом. В простом понимании. Без громких слов, без признаний и лживого сочувствия.

И его Стифоя будто понимала, она молчала, смотрела на него сверху даже без улыбки, только в изломе бровей было что-то ласковое, и в прикосновении пальцев, перебирающих на затылке взлохмаченные волосы.

* * *

— …Да? И какие меры ты принял? Ты — будущий Император?! Что ты сделал? — Таласий остановился напротив Кэйдара. Высох Он, как полынный куст. Вот только в росте нисколько не убавился, всё также смотрит чуть сверху. Вся сила Его жизненная в глаза перебралась, оттого и взгляд такой прожигающий, пронизывающий, обвиняющий. Любой под таким взглядом себя неуютно почувствует.

— А разве я что-то могу здесь сделать? — Кэйдар не чувствовал за собой никакой вины, потому и нападки Отца не так сильно трогали его. — Что здесь можно сделать?

— Но ты хотя бы сам видел её? Говорил с ней?

— После Лидаса с ней припадок случился, господин…

— Какой ещё припадок? — Таласий свёл брови к переносице, и все морщины на его лице задвигались.

— Лил сказал, это была истерика… Ну, и на нервной почве… У неё жар начался, беспамятство… Я не видел её, господин Воплощённый, надо, лучше, врача спросить. Лил, наверное, ещё здесь…

— А ублюдка этого хотя бы у неё забрали? — Таласий отвернулся, недовольный сбивчивыми объяснениями Наследника.

— Лил посоветовал пока оставить… Если придёт в себя, а его не будет рядом, это убьёт её окончательно… — Кэйдар отвечал неохотно, сам понимал, что совсем не это хотел бы слышать от него Отец.

— Прекрасно! — Таласий снова заходил по комнате. — Его надо было отобрать у неё сразу же! Сразу после родов… Чем там Альвита думала? Неужели никто не может это сделать сам, без моего приказа? И этот раб? Что ты собираешься с ним делать?

— Отец, это единственный мараг, которого нам удалось найти. — Кэйдар украдкой наблюдал за Правителем. Голова оставалась неподвижной, чуть склонённой вниз, но глаза двигались вслед за Отцом.

— Но вы уже знаете маршрут? Он помог нарисовать вам карту?

— Ещё нет, господин…

— Прекрасно! Прекрасно! — Таласий вскинул сухие жилистые кулаки — широкие рукава съехали вниз до локтей, открывая худые, как у скелета, руки. Но он ещё жил, двигался, этот живой скелет, отдавал приказы, умудрялся держать под контролем громадное государство и, кроме того, быть в курсе всех семейных проблем. — Ещё нет… — передразнил с раздражением. — Неужели так трудно заставить?! Привлечь Ликсоса с его молодцами…

— Господин, Ликсос и так сам допрашивает… — осторожно напомнил Кэйдар, пока Таласий откашливался, стоя посреди комнаты. — Я давно не был у него, но Ликсос заставит, это дело времени. Несколько дней — не больше…

— Я помню этого раба… — Таласий тяжело и шумно дышал, руками сдавливая немощную грудь. — Я видел его один раз… Телохранитель Лидаса? Ничего примечательного… Таких тысячи вокруг… Это с ним она, твоя сестра? — Император повернулся к Кэйдару. — И он же ещё мараг при этом? Не слишком ли много для одного? — Таласий усмехнулся. — Тем более, для раба и варвара…