Рифейские горы

Так, в полном молчании, они просидели до ночи. Никто из них со своего места не сдвинулся. Лидас сидел прямо на земле, спиной привалившись к огромному камню. Локти обеих рук упирались в притянутые к груди колени, голова низко-низко опущена, и пальцы переплетены на затылке.

Лучше б он кричал, лучше б он ругался, это его молчание угнетало Кэйдара сильней всего. Ведь даже оправдаться нечем! Да и какое тут может быть оправдание? Собственной глупости нет оправдания.

Да, это была ошибка! Весь поход — одна большая ошибка! Я и сам это понял, со временем, не сразу. Такое дело не делается снаскока. Нужно было лучше и тщательнее готовиться, хотя бы не спешить… Но кто же знал? Мы всегда возвращались с победой, с большой добычей. Из всех походов. Обидно было приехать ни с чем. Вернуться с полдороги, так и не видев этих марагов в глаза…

«Отец Небесный, подумать только, ничего этого могло просто не быть! Не произойти! Не случиться вовсе! Ни смертей этих бесполезных, ни плена позорного. Ни даже встречи со всеми этими аранами. Мы могли вернуться домой все, живые и здоровые. Все! Если бы кое-кто думал сначала головой, а не жил заботой о своём самолюбии…»

Я же говорил ему с самого начала! И потом сколько раз, уже на корабле… Когда мы пробирались наугад. Когда в карте оказалось столько несоответствий… Так нет же, нет! Он не захотел возвращаться с пустыми руками, он всем хотел доказать, что это просто — ходить с набегом в неизвестные земли… А теперь что? Ничего! Ни-че-го!

И сумеем ли мы ещё вернуться, чтоб рассказать, как было всё на самом деле?

После тех слов, сказанных марагом напоследок, Лидас ничему бы не удивился, но мараг вернулся. Ещё издали они оба услышали его знакомый глухой кашель. Головы подняли разом. Переглянулись.

Он подошёл ближе, сразу же почувствовал напряжённость атмосферы. Понял, пока его не было, что-то успело между ними произойти, но и спрашивать ничего не стал, сообщил лишь:

— Недалеко отсюда ключ есть… Вода свежая… Сосны… Можно костёр разжечь…

Место и вправду оказалось хорошее: крошечный ручеёк меж камней, десяток сосёнок, разновозрастных и кривых, но это были первые деревья, встреченные ими за два прошедших дня.

Лидас боялся показаться смешным, но сумрак опустившейся ночи скрыл его ласковое благодарное движение, с каким он прикоснулся к шершавой тёплой коре. Живое. Выросло, считай, на голых камнях. Как оно попало сюда, крошечное семечко, давшее жизнь этому дереву и всем другим здесь, в такой глуши? Может, мы — первые люди, увиденные этими соснами? Появится здесь ещё хоть кто-то после нас?

Тоска и боль на душе навевали странные мысли, устало глядя из-под прикрытых век, Лидас наблюдал за тем, как споро управляется с костром мараг. Живые деревья он тоже не тронул, собрал горкой сухие шишки, обсыпавшуюся хвою, чиркал кресалом, стоя коленями на земле. Трут из мякоти гриба-трутовика взялся лишь после третьего удара, потянулся сладкий дымок. Отлично! Просто отлично!

Айвар подкармливал крошечные язычки огня сухими смолистыми веточками, опекал пламя, заботливо прикрывая ладонями от ночного ветерка. Костерок разгорался всё сильнее, можно и воду нести, греть чай.

Голову вскинул подняться и встретился с Кэйдаром глазами. Тот уже держал полный котелок, протянул молча.

Айвар тоже ничего на это не сказал, хоть и удивился немного. Надо же. Может, всему причиной усталость и голод? Все хотят побыстрее попить горяченького, хоть так успокоить изголодавшиеся желудки.

Сам он приберёг к такому случаю последний сухарь, зажаренный до коричневого, вкусный-вкусный. Аромат от него показался таким сильным, что аж в животе заурчало. Айвар мог бы съесть его один, никто не знал про эту его заначку, но он сделал по-другому: завернув сухарь в кусок тряпки, раскрошил его осколком камня, высыпал в кипяток всё до последней крошки. Мешал ложкой и чувствовал на себе оба взгляда.

При том же полном молчании они все трое медленно тянули пахнущий хлебом кипяток. Каждый пил из своей чашки, но черпали из общего котелка. Оставшуюся на дне гущу с разбухшими крошками Лидас разделил поровну, со вздохом сказал:

— А какой вкусный хлеб пекла Марика… лучшего в жизни не пробовал… А бульон с куриными потрохами?

— Так уж часто тебя и кормили курицей! — усмехнулся Кэйдар, грея ладони о глиняную чашку. То, что Лидас наконец-то заговорил, указывало на многое. Простил или просто смирился? Не зная ответа, он всё же поддержал своего родственника. — Араны нас не слишком баловали… Хотя, конечно, хлеб она и вправду пекла отменный… несмотря на то, что сама из вайдаров…

— А Даида пекла лучшие в мире оладьи, — заметил вдруг Айвар. Они оба посмотрели на него так, будто до сих пор считали его немым. Кэйдар рот уже открыл, хотел съязвить по поводу, но не успел — Лидас помешал:

— Она так умеет запекать цыплят на вертеле и в тесте тоже… Вот это да, это стоит попробовать! — добавил он с мечтательной улыбкой, ставя свою пустую чашку на согнутую в колене ногу. — А рыба в пряном соусе? Да-а, — протянул со вздохом.

— Рыба?! — Кэйдар фыркнул. — То ли дело заливное с языками… Или булочки с абрикосами…