Каладин плотно затянул повязку на лодыжке подростка:
– В следующий раз, Адин, ходи по лестнице ступенька за ступенькой.
Мальчик лет двенадцати-тринадцати торжественно кивнул:
– Ступенька за ступенькой. Пока не получу собственного спрена.
– О? Собственного спрена?
– Я стану ветробегуном! – заявил мальчик. – И по лестнице буду летать!
– Вот что значит быть Сияющим, да? – спросил Каладин, вставая. – Уметь летать.
– Да, а еще можно приклеивать друзей к стенам, если они будут спорить с тобой, – прибавил Адин. – Я все это узнал от ветробегуна.
– Дай угадаю. Коротышка. Гердазиец. Улыбка до ушей?
– Ага.
– Что ж, до той поры не опирайся на эту ногу.
Он посмотрел на стоявшего рядом отца мальчика – судя по пятнам глины на штанах, гончара.
– Для ходьбы ему понадобится костыль. Возвращайтесь через неделю – там и проверим по результатам, не треснула ли кость.
Отец, бормоча благодарности, помог сыну встать. Когда они ушли, Каладин, верный своему долгу, вымыл руки в раковине смотровой. В этом отношении он перенял манеры отца. Мудрость Вестников, как принято было говорить. Он уже встречался с некоторыми из этих Вестников, и они показались ему не слишком мудрыми… но какая разница?
Странно было носить белый лекарский фартук. Лирин всегда мечтал о таком; он говорил, что белая одежда успокаивает пациентов. Странствующие мясники или цирюльники – люди, которые часто делали операции или лечили зубы в маленьких городах, – как правило, были грязными и окровавленными. Лекарь в белом как будто заявлял: «Здесь все иначе».
Он послал Хавин – городскую девушку, которая сегодня читала для него, – за следующим пациентом. Вытер руки насухо. Затем, стоя в центре маленькой смотровой, тяжело вздохнул.
– Ты счастлив? – спросила Сил, впорхнув из соседней комнаты, где она наблюдала за работой его отца.
– Не уверен, – признался Каладин. – Я беспокоюсь о том, что остальные пойдут в бой без меня. Но хорошо иметь какое-то дело, Сил. Такое, чтобы от него был толк, но при этом меня не выжимало, как старую тряпку.
Ближе к концу своей карьеры в качестве ветробегуна он обнаружил, что даже простые тренировочные бои стали эмоционально утомительными. Ежедневная рутина вроде распределения дежурств требовала стольких усилий, что у него начинала нестерпимо болеть голова. Он не мог объяснить почему.
Эта работа – запоминание медицинских текстов, осмотр пациентов, общение с трудными родителями или светлоглазыми – должна была утомлять сильнее. Однако вышло иначе. Каладин был занят, но не перегружен, и ему не приходилось иметь дело со слишком тяжелыми ранениями – для них существовало Восстановление. Так что, хотя труд и был напряженным, душу он не напрягал.
Был ли Каладин счастлив?
Он не грустил.
Что ж, пока и так сойдет.
Хавин ввела следующего пациента, затем извинилась и побежала в уборную. Этот пациент был пожилым мужчиной с клочковатой бородой и дружелюбным лицом. Каладин узнал его: Мил так и не смог отрастить бороду, о которой мечтал. Клиника привлекала в основном людей, которые жили в Поде, но маленький городок разросся за последние несколько лет. Большинство беженцев были не гердазийцами, а алети из деревень ближе к границе. Поэтому, хотя Каладин помнил, что должен знать всех своих пациентов, многих он видел впервые.
Было приятно снова увидеть Мила. Он всегда был менее жесток к семье Каладина, чем некоторые другие. Старик жаловался на постоянные головные боли. И действительно, те же спрены боли, что и днем раньше, снова проросли на полу. Исключив простые причины – обезвоживание, недосып, – Каладин попросил описать, как обычно начинается боль и влияют ли приступы на зрение.
– Хавин, пожалуйста, прочитай мне список предвестников мигрени. Они выписаны на закладке между головой и шеей… – Он замолчал, вспомнив, что чтица ушла.
Однако мгновение спустя другой голос произнес:
– Хм, предвестники мигрени. Точно… Э-э, одну секунду.
Он посмотрел в сторону читального стола и увидел, как Сил с натугой поднимает страницы и переворачивает их. У нее не было большой силы в Физической реальности, но игнорирование гравитации – способность подняться в воздух, поднимая страницу за угол, – помогло, и нужное место было недалеко.
Она нашла его и приземлилась на большой том, опустившись на колени, чтобы прочитать слова по одному.
– Скованность в шее, – сказала она. – Э-э… за… забор.
– Запор, – сказал Каладин.
Она хихикнула и продолжила читать:
– Перемены настроения, тяга к чему-либо, жажда, хм, а это слово, по-моему, означает частое желание пописать. Вот буря! Из тебя что-то выходит, и это плохо. Из тебя ничего не выходит, и это тоже плохо. Как вы можете так жить?
Он пропустил это мимо ушей и продолжил расспрашивать Мила про его приступы. Предложил посетить гранетанцоров, но мигрени мучили бедолагу уже несколько месяцев, так что вряд ли они могли что-то сделать.