Ритм войны. Том 1

– Древняя защита не сохранилась, – сказала разведчица. – Я чувствую, что ралкалест отвалился со стен нижнего туннеля. Как они могли допустить такую оплошность?

– Эти новые Сияющие ничего не знают, – сказал другой Глубинный в ритме страстного желания. – Рабониэль, Повелительница желаний, вы были правы, настаивая на нанесении удара сейчас. Ваша мудрость – то, чего лишены Девять. Они ведут себя слишком осторожно.

Венли не упустила из вида, что Сплавленный назвал Рабониэль официальным титулом. Такие были у всех; тот факт, что Глубинный произнес ее имя в подобном ритме, говорил об уважении.

– Девять, – ответила Рабониэль, – заботятся о том, чтобы мы не потеряли опору в этом мире. Мы ждали своего шанса тысячи лет; они не хотят споткнуться из-за того, что побежали слишком быстро.

И все же она произнесла эти слова в ритме удовлетворения. Смысл был уважительным по отношению к Девяти, но тон говорил сам за себя. Она оценила комплимент и согласилась с ним.

Другой Сплавленный загудел в ритме подчинения, чего Венли почти никогда не слышала от ему подобных.

– Сородич спит, – сказал разведчик. – Как до него спала Полуночная Матерь. Возможно, сородич действительно умер. Обезумел навсегда.

– Нет, – возразил кто-то. – Сородич жив.

Венли вздрогнула. Тот, кого она раньше, в темноте, приняла за солдата, был чем-то большим. Сплавленный мален с волнистыми узорами, которые ползали по его коже, изменяясь. Это был знак мавсет-им, Тех, кто носит маски. Они были повелителями иллюзий и могли изменять свой облик.

– Моя форма нарушена, – сказал Масочник. – Даже если ралкалест и упал со стены, это всего-навсего физический барьер. Духовная защита башни действует – по крайней мере, частично, – и, как мы определили несколько месяцев назад, мавсет-им не могут демонстрировать наши многочисленные образы, находясь рядом с Уритиру.

– Все идет так, как мы и предполагали, – сказала Рабониэль. – И для продолжения нам не понадобятся маски. До той поры, пока Глубинные способны двигаться по туннелям, наша миссия продолжается. Ступайте. Встретимся возле юго-западного входа.

Глубинные сбросили одежды и остались нагими, с панцирями, прикрывающими интимные части. Затем они вошли в камень – сперва погрузились в него по шею, словно в темный океан, а потом, закрыв глаза, нырнули с головой.

– Я как будто ослеп, – объяснил Лирин сидящему рядом Каладину.

Сегодня Хесина взяла пациентов Каладина – тех, которые испытали боевой шок, – поглядеть на конюшни Уритиру. Она настаивала, что забота о животных им поможет, хотя Каладин понятия не имел, каким образом пребывание рядом с этими существами может улучшить настроение. И все-таки некоторых пациентов идея поездки верхом воодушевила.

– Ослеп? – переспросил Каладин.

– За последнюю неделю мне прочитали семь учебников по душевному здоровью, – сказал Лирин. – Я и не думал, что в них сказано так мало. Большей частью снова и снова повторяются одни и те же цитаты, которые можно отследить до нескольких первоначальных источников. Я не могу поверить, что за такое долгое время мы так мало узнали и ничего не задокументировали!

– В этом нет ничего странного, – сказал Каладин, сооружая башню из кубиков, чтобы младший брат мог ее развалить. – На лекарей смотрят с подозрением даже в некоторых крупных городах. Каждый второй считает, что душевные недуги возникают из-за того, что кто-то не спрятался во время бури, насмехался над спреном смерти или делал еще какую-нибудь ерунду.

Лирин положил руку на таблицы у себя на коленях. Ороден засмеялся, шагая между кубиками и пиная их.

– Я всю жизнь пытался помогать сумасшедшим, – тихо проговорил Лирин. – И думал, что лучший способ помочь – это отправить их к ревнителям. Буря свидетельница, я делал это несколько раз. Сын Лакина, помнишь? Я предполагал, что найдутся специалисты…

– Никто ничего не знает, – сказал Каладин. – Потому что они не хотят знать. Такие люди, как я, пугают их.

– Не включай себя в эту группу, сынок, – возразил Лирин, поправляя очки и держа в руках медицинскую таблицу, исписанную глифами.

Отец читал глифы гораздо лучше, чем сам Каладин. Лирин пользовался ими как бурестраж.

– А почему бы и нет? – спросил Каладин, снова складывая кубики.

– Ты же не…

Лирин отложил таблицу.

– …Сумасшедший? – договорил Каладин за него. – В этом-то и проблема, да? Мы не видим в безумцах своих братьев, сестер, детей. Они заставляют нас чувствовать себя беспомощными. Мы боимся, потому что не можем наложить шину на сломанный разум, как на сломанный палец.

– Поэтому мы притворяемся, что сделали все возможное, отослав их, – продолжил Лирин. – Или говорим себе, что на самом деле им не так уж плохо. Мы же не видим их ран. Ты прав, сынок. Спасибо, что бросил мне вызов.

Он взял еще одну страницу своих заметок, исписанных глифами. Картинки, а не буквы; это был не настоящий текст.