Ритм войны. Том 2

Она вернулась с посланием и обнаружила Венли среди старейшин. Венли, такую уверенную в себе. Венли, копирующую человеческие штуковины, о которых Эшонай – несмотря на то, что проводила с ними так много времени, – ни разу не слышала.

– Спасибо, Эшонай, – поблагодарила Гангна. – Ты хорошо справилась со своей задачей.

У трудоформы панцирь был только на тыльной стороне ладоней в виде небольших гребней; у Гангны они уже побелели по краям. Признак почтенного возраста. Слушательница повернулась к остальным и продолжила:

– Мы должны ответить на это предложение. Человеки ожидают, что мы станем нацией. Должны ли мы сформировать правительство, как это сделали они?

– Другие семьи никогда не пойдут за нами, – возразил Клейд. – Они уже возмущены тем, что человеки уделяют нам больше внимания.

– Мне неприятна сама мысль о короле, – с тревогой добавил Хусал. – Мы не должны следовать их примеру в этом смысле.

Эшонай запела в ритме мольбы, показывая, что хочет заговорить снова.

– Старейшины, – сказала она, – я думаю, мне следует навестить другие семьи и показать им свои карты.

– И что это даст? – скептически спросила Венли.

– Если я продемонстрирую, что в мире существует так много всего, они поймут, что как народ мы менее важны, чем считали. Они захотят объединиться.

Венли запела в ритме забавы:

– Думаешь, они просто возьмут и присоединятся к нам? Потому что увидят карты? Эшонай, ты просто прелесть.

– Мы рассмотрим твое предложение, – сказала Гангна, а потом запела в ритме благодарности, намекая, что Эшонай может идти.

Эшонай вышла на солнечный свет, а старейшины принялись задавать Венли новые вопросы о том, как создавать самосветы с плененными внутри спренами. Эшонай настроилась на ритм раздражения, а потом с усилием вернулась к ритму мира. Она всегда ощущала беспокойство после долгих путешествий. Но была недовольна не сестрой, а ситуацией в целом.

Эшонай побрела к потрескавшейся стене, окружавшей город. Ей нравилось это место; оно было старым, а старые вещи казались… продуманными. Она шла вдоль основания бывшей стены, мимо слушателей, которые ухаживали за чуллами, носили зерно с полей, таскали воду. Многие, увидев ее, поднимали руку или окликали в определенном ритме. К сожалению, теперь она стала знаменитой. Ей пришлось остановиться и поболтать с несколькими слушателями, которые хотели расспросить об экспедиции.

Она терпеливо переносила внимание. Эшонай потратила годы, пытаясь вызвать такой интерес к внешнему миру. Теперь она не откажется от благосклонности окружающих.

Когда удалось освободиться, она взобралась на сторожевой пост у стены. Оттуда она могла видеть, как слушатели из других семей бродят по Равнинам или гонят своих свиней по периметру города.

«Их здесь больше, чем обычно».

Одна из других семей, возможно, готовит нападение на город. Неужели они осмелели? Так скоро после того, как пришли человеки и изменили мир?

Да, логично. В конце концов, собственная семья Эшонай тоже осмелела. Другие могли предположить, что сородичи Эшонай получают от человеков секреты или особые товары. Они хотели бы сами воспользоваться дарами человеков.

Эшонай должна пойти к ним и все объяснить. Зачем бороться, когда столько всего можно испытать? Зачем ссориться из-за старых, разрушенных городов? Они могли бы возводить новые, как это делали человеки. Она настроилась на ритм решительности.

А потом опять перешла к ритму волнения, когда увидела фемалену, рассеянно бредущую вдоль основания стены. Мать была одета в свободную коричневую мантию, которая на фоне великолепной красно-черной кожи казалась блеклой.

Эшонай спустилась и подбежала к ней.

– Мама!

– Ах, – сказала ее мать в ритме тревоги. – Я тебя знаю. Ты мне не поможешь? Со мной происходит что-то странное.

Эшонай взяла мать за руку:

– Мама…

– Да. Да, я твоя мать. Ты – Эшонай. – Фемалена огляделась, потом подалась ближе. – Ты можешь рассказать мне, как я попала сюда, Эшонай? Я, кажется, не помню.

– Ты собиралась дождаться моего возвращения домой. С угощением.

– Правда? Тогда почему я этого не сделала?

– Ты, должно быть, потеряла счет времени, – сказала Эшонай в ритме утешения. – Давай отведем тебя домой.

Джакслим загудела в ритме решимости и не двинулась с места – похоже, с каждой секундой она все лучше осознавала себя.

– Эшонай, – сказала она, – надо что-то делать. Я не просто устала. Это что-то похуже.

– Может, и нет, мама. Может быть, это…

Ее мать запела в ритме утраты. Эшонай замолчала.

– Я должна убедиться, что твоя сестра знает все песни, – сказала Джакслим. – Возможно, буря моей жизни приближается к завершению, Эшонай.

– Тебе надо отдохнуть, – проговорила Эшонай в ритме мира.

– Отдых – для тех, у кого есть лишнее время, милая, – сказала мать, но не возражала, когда Эшонай повела ее к дому. Она плотнее запахнула одеяние. – Я могу с этим смириться. Наши предки навлекли на себя слабость, чтобы основать наш народ. Они столкнулись с хрупкостью тела и ума. Я встречу это с достоинством. Я должна.