Ритм войны. Том 2

– Нет, – сказал Далинар. – Есть справедливый путь к победе. Цели и средства должны соответствовать друг другу.

Таравангиан кивнул, как будто ждал именно такого ответа. Некоторое время они сидели молча, глядя на крошечный рубин. Далинару претила сама мысль о том, куда все зашло, – ведь этот спор подвел его к самой догматичной версии убеждений. Он знал, что в каждой позиции есть нюансы, но все же…

Согласование методов и целей было в самой основе того, чему он научился и кем пытался стать. Он должен был верить, что есть способ править, оставаясь при этом нравственным.

Далинар уставился на рубин, на мерцание красного света, напоминающее молнию Бури бурь. Он пришел сюда, ожидая схватки, но с удивлением понял, что скорее опечален, чем разгневан. Он чувствовал боль Таравангиана, его сожаление о том, что произошло. О том, что они оба потеряли.

Наконец Далинар встал.

– Ты всегда говорил, что быть королем – значит принимать боль.

– Признать, что ты должен делать то, чего не могут другие, – согласился Таравангиан. – Мучиться из-за решений, которые тебе пришлось принять, чтобы другие могли жить с чистой совестью. Знай, что я попрощался со всеми и намеренно сделал себя бесполезным для Вражды и моих бывших соотечественников. Ты не сможешь использовать мою жизнь как повод для торга.

– Зачем ты мне это говоришь? Как пленник ты бесполезен. Хочешь, чтобы тебя казнили?

– Просто хочу быть откровенным. У меня больше нет причин пытаться манипулировать тобой, Далинар. Я добился того, чего хотел. Можешь убить меня.

– Нет, Таравангиан. Ты жил своими убеждениями, какими бы ошибочными они ни были. Теперь я буду жить своими. И в конце, когда я столкнусь с Враждой и выиграю, ты это увидишь. Это будет мой тебе подарок.

– Боль от осознания своей неправоты?

– Ты недавно говорил, будто хочешь оказаться неправым. Если ты искренен – и речь никогда не шла о том, чтобы доказать свою правоту или обрести власть, – то в тот день мы обнимемся, зная, что все кончено. Как старые друзья.

Таравангиан посмотрел на него, и в его глазах стояли слезы.

– Значит, увидимся, – прошептал он. – И обнимемся.

Далинар кивнул и удалился, подхватив Сзета у двери. Задержался ненадолго, чтобы приказать стражникам принести Таравангиану побольше света и удобное кресло.

Когда они уходили, Сзет заговорил у него за спиной:

– Не верь его лжи. Он делает вид, что перестал интриговать, но это не так. Он всегда что-то замышляет.

Далинар взглянул на своего стойкого телохранителя. Сзет редко высказывал свое мнение.

– Я ему не доверяю, – признался Далинар. – Всякий разговор с этим человеком заканчивается тем, что я не могу выкинуть его слова из головы. Это была одна из причин, по которым я и не хотел сюда приходить.

– Ты мудр, – сказал Сзет и на этом, похоже, решил закончить беседу.

67. Песнь камней

Не скорби о том, что случилось. Эта тетрадь была нашей общей мечтой, которая сама по себе прекрасна. Она доказательство истинности моих намерений, пусть даже проект был изначально обречен.

Из «Ритма войны», с. 27

Венли мчалась по коридорам Уритиру, протискиваясь через группы человеков, которые были слишком медлительны, чтобы убраться с дороги. Запыхавшись от бега, она остановилась рядом с балконом и выглянула наружу.

Эта песня… Эта песня напомнила ей голос матери.

Но это была, конечно, не она. Фемалена, которая сидела на балконе – ткала циновку и пела в ритме мира, – не была Джакслим. Не те узоры на красной коже, волосы слишком короткие. Венли прислонилась к каменному дверному проему; остальные на балконе заметили ее, и голос фемалены оборвался. Она взглянула на Венли и загудела в ритме тревоги.

Разочарованная, Венли повернулась и пошла прочь. Оставалось надеяться, что она их не испугала. Царственный в таком смятенном виде, должно быть, производит сильное впечатление.

Тимбре затрепетала внутри ее.

– Я все время слышу ее песни, – призналась Венли. – В голосах людей, мимо которых прохожу. Я все время вспоминаю те дни, когда пела с ней. Я скучаю по тем временам, Тимбре. Жизнь тогда была такой простой.

Спрен начала пульсировать в ритме потери.

– Она уже почти утратила разум, когда случилось мое предательство, – ответила Венли на ее вопрос. – Отчасти я думаю, это было милосердием, ведь она ничего не понимала. Но я… В конце концов ее сгубили бури. Она была с теми, кто сбежал, но они ушли в ущелья. А потом… мы сделали то, что сделали. Наводнение, которое обрушилось на Равнины в тот день… Тимбре, она утонула. Она погибла от моей руки, как если бы я ударила ее ножом.

Маленькая подруга снова затрепетала, утешая. Она считала, что Венли нельзя полностью винить за то, что она сделала, поскольку формы повлияли на ее разум. Но Венли сама выбрала именно эти формы.