Романовы

Он страстно любил охотиться. По молодости ходил на медведя, а в зрелом возрасте предпочитал «красную потеху» — соколиную охоту. «Так безмерно каково хорошо полетел, так погнал да осадил в одном конце два гнезда шилохвостей... утя... как мякнет по шее, так она десетью перекинулась», — не мог государь удержаться, чтобы не сообщить об очередной охотничьей удаче. Любимому занятию он посвящал прочувствованные строки. «И зело потеха сия полевая утешает сердца печальныя, и забавляет веселием радостным, и веселит охотников сия птичья добыча... Будите охочи, забавляйтеся, утешайтеся сею доброю потехою, зело потешно и угодно и весело, да не одолеют вас кручины и печали всякия», — гласит написанная царём инструкция «Урядник сокольничего пути». Но сам же он добавлял, напоминая о служебном долге: «Правды же и суда, и милостивыя любве, и ратного строя николи же [не] позабывайте: делу время и потехе час».

По натуре консерватор, Алексей Михайлович всё же вводил некоторые новшества — к примеру первые театральные «комедийные действа». «Наслышавшись от многих послов, что перед европейскими государями часто даются театральные представления с хорами и иные развлечения ради препровождения времени и рассеяния скуки, — рассказывал уже упомянутый Рейтенфельс, — он как-то неожиданно приказал представить ему образчик сего в виде какой-нибудь французской пляски... Сперва, правда, царь не хотел было разрешить музыку как нечто совершенно новое и, некоторым образом, языческое, но когда ему поставили на вид, что без музыки нельзя устроить хора, как танцовщикам нельзя плясать без ног, то он несколько неохотно предоставил всё на усмотрение самих актеров. На самое представление царь смотрел, сидя перед сценой на кресле, царица с детьми — сквозь решётку или, вернее, сквозь щели особого, досками отгороженного помещения, а вельможи (из остальных никто более не был допущен) стояли на самой сцене».

Надо полагать, Алексею Михайловичу понравилось представление и особенно хор, славивший могущественного государя: «Велико, правда, твоё царство, управляемое твоею мудростью, но ещё больше слава о доблестях твоих, высоко превозносящая тебя. Твоя мудрость и геройская мощь могут даровать нам после долгой мрачной войны златые мирные времена, а справедливый суд твой и вместе с ним милость, сияя неземным светом, делают твой нрав богоподобным. Высокие качества твои должно приравнять к качествам богов, ибо тебе уже теперь все уступают. О, светлое солнце, луна и звёзды русских! Живи же постоянно в высшем благополучии, и да будет всегда несчастье далеко от тебя».

Этим благопожеланиям не суждено было исполниться. 1 сентября 1674 года царь «объявил» народу своего сына Фёдора как наследника престола. 19 января 1676 года Алексей Михайлович смотрел комедию с музыкой, а 30 января неожиданно умер сорока семи лет от роду. Государству предстояло пережить несколько лет, заполненных борьбой придворных группировок при малолетних царских детях.

Глава третья

ВРЕМЯ МЯТЕЖЕЙ

«И бысть сей государь кроткий»

Учинилось на Москве смятение

всему великому государству.

Бельский летописец

К моменту смерти Алексея Михайловича старшему из его сыновей, Фёдору, было всего 14 лет. Царевич с детства отличался слабым здоровьем — «скорбел ножками», которые часто опухали. Ко времени вступления на престол он получил обычное «кремлёвское» образование — выучился читать (по азбуке, часослову и Псалтыри), писать и считать. Поздние свидетельства говорят, что Фёдор «изрядные вирши складывал», но если это и соответствует действительности, его литературные опыты до нас не дошли. Во всяком случае, Фёдор был более образованным, чем его отец и дед. В его библиотеке имелись латинские и «немецкие» книги; в связи с проектом избрания царевича на трон Речи Посполитой в 1674 году его даже пытались учить латыни, но, видимо, недолго, так что едва ли он хорошо владел ею.

«Это был молодой государь, довольно красивый, но, по болезни, с лица немного жёлтый и одутловатый. Он сидел на троне отца, покрытом также чёрным. Сам его величество был одет в чёрную дамастовую одежду, подбитую соболями; на голове его была чёрная суконная шапка, подбитая соболями, а в руке чёрного дерева костыль, на который он часто опирался, так как был очень слаб» — таким увидели юного повелителя огромной страны нидерландский посланник Кунраад фан Кленк со свитой на аудиенции 24 апреля 1676 года.