Романовы

Прочие подробности таких празднеств, полагал дипломат и мемуарист Б. И. Куракин, можно описать лишь «в терминах таких, о которых запотребно находим не распространять, но кратко скажем — к пьянству, и к блуду, и к всяким дебошам». Такая «демократизация» повседневного обихода едва ли могла облагородить и без того не слишком изысканные нравы. Если отец Петра царь Алексей Михайлович лишь в редких случаях позволял себе подшутить над своими боярами (в 1674 году «жаловал духовника, бояр и дьяков думных, напоил их всех пьяными»), то сам он уже превратил свои развлечения в демонстративные. Неуёмный государь систематически понуждал двор, военачальников и статских чиновников к публичному и порой подневольному веселью. Важные события отмечались «ударными вахтами» вроде восьмидневного беспрерывного маскарада в честь заключённого в Ништадте мира со шведами. Тогда гостеприимный государь становился страшен для своих гостей, которых приказывал поголовно (включая дам, архиереев и дипломатов) поить до бесчувствия. Уклониться было невозможно — датский посол и бывалый морской волк командор Юст Юль не смог избежать угощения, даже забравшись на корабельную мачту: «[Пётр] полез за мною сам на фокванты, держа в зубах тот стакан (от которого я только что спасся), уселся рядом со мною, и там, где я рассчитывал найти полную безопасность, мне пришлось выпить не только стакан, принесённый [самим царём], но ещё и четыре других стакана».

Трудно сказать, как пошло бы развитие страны, не начнись тяжелейшая Северная война с одной из великих держав Европы, обладавшей 180-тысячной армией и мощным флотом. Но к этой войне Пётр сознательно и последовательно стремился — во-первых, потому что прорыв в Европу был невозможен, пока Швеция господствовала в водах и на берегах Балтики; во-вторых, царь был молод, нетерпелив, жаждал побед и славы. В это время окончательно сложились его политические взгляды. В ходе «троевременной школы», как называл царь

Северную войну, он создавал задуманное им регулярное государство. Модернизация Московского царства шла стремительно, но Россия не стала похожей на Голландию.

В 1708—1718 годах были намечены контуры нового государственного аппарата. Высшим органом управления стал основанный в 1711 году Сенат, которому подчинялись образованные в 1719—1721 годах коллегии. К этой реформе царь готовился заблаговременно. Начиная с 1712 года чиновники и дипломаты получали указания собирать и изучать «права других государств»: законодательство Австрии, Дании и даже Швеции. Для работы в коллегиях пришлось привлекать иностранцев — чехов, англичан, мекленбургских, саксонских, эстляндских, лифляндских «немчин» и пленных шведов.

Пётр верил, что «лучшее устроение через советы бывает», и потому требовал коллегиального обсуждения и решения дел. Новая система управления имела ряд преимуществ по сравнению с приказной: чёткое разделение сфер компетенции, действие на всей территории страны, единообразие устройства. Впервые закон устанавливал продолжительность рабочего дня чиновников, круг их обязанностей, размер жалованья и даже отпуска; вводились обязательная присяга и единые правила делопроизводства. Всё это определялось подробными уставами и регламентами, многие из которых сочинил сам царь.

Россия была разделена на губернии (1708), которые, в свою очередь, делились (1719—1720) на провинции, ставшие основными административно-территориальными единицами. Провинции состояли из округов-«дистриктов» во главе с земскими комиссарами, избираемыми местным дворянством. При провинциальном воеводе появились ответственный за сбор налогов камерир, ландбухгалтер, рентмейстер (казначей), ланд-рихтер (судья), конторы рекрутских и розыскных дел и другие учреждения и должности, подчинённые соответствующим коллегиям; так Пётр пытался создать местные ведомства центральных учреждений. Впервые в истории страны он попробовал отделить суд от администрации — создал систему местных судов, подчинявшихся Юстиц-коллегии и высшей инстанции — Сенату. Для такой работы требовались квалифицированные кадры, которых в России катастрофически не хватало; вакансии заполнялись в основном отставными военными.

Вводя шведскую модель центрального управления, Пётр сознательно отказался от шведского же устройства местного самоуправления — приходов-кирхшпилей, управляемых кирхшпильфогтом вместе с пастором и крестьянскими представителями: «...ис крестьян выборным при судах и у дел не быть для того, что всякие наряды и посылки бывают по указом из городов, а не от церквей, к тому жив уездех ис крестьянства умных людей нет».