Романы Ильфа и Петрова

Лавуазьян… [принес] котлеты с налипшими на них газетными строчками… — Ср.: «Иностранцы разворачивали кулинарию, завернутую в газеты их стран; держа ее перед зеркалом, можно было бы прочесть передовицы из Бергена или Киева» [Ж. Жироду, Зигфрид и Лимузэн (рус. пер. 1927), гл. 1]; «Большой ком масла, к которому крепко примерзла газета» [М. Осоргин, Сивцев Вражек (1928): Карьера Колчагина]. Мотив в последнем примере явно недоразвит, ему нехватает той «слиянности» печатных слов с едой, того «вживления» текста в пищу, которые есть у Жироду и в ЗТ («слиянность» особенно блестяща у Жироду, где для чтения текста приходится держать котлету перед зеркалом, или у Гоголя, где слова проступают непосредственно на пирожке, минуя бумагу), Это место романа примыкает к обширному гнезду мотивов, имеющих в своей основе соположение пищи и письма, гастрономии и речи, метафорическое приравнивание текста к еде, поглощение письменных документов, уничтожение текста в процессе еды или в целях еды и т. п. [см. также ДС 1//6]. Следующее сообщение гоголевского Рудого Панька странно напоминает комментируемое место из ЗТ:

«Старуха моя… грамоте сроду не училась… Вот замечаю я, что она пирожки печет на какой-то бумаге… Посмотрел как-то на сподку пирожка, смотрю: писанные слова… Прихожу к столику — тетрадки и половины нет! Остальные листки все растаскала на пироги» [Гоголь, И. Ф. Шпонька и его тетушка].

Из обширной литературы на тему «текст/пища» упомянем серьезное исследование Дженнифер Престо (Jennifer Presto)» «И. Ф. Шпонька и его тетушка» as «Oral» Narrative, or «Food for the Critics»» (рукопись, 1991), откуда взят и последний пример.

27//2

«…молнируйте инструкции аральское море лавуазьян». — Глагол, звучавший в 1930 как неологизм: «Несколько лет назад Наркомпочтель ввел «телеграммы-молнии», и публика ввела, на манер слова «телеграфьте», слово «молнируйте»» [ТД 09.1930: 77].

27//3

…они увидели первого верблюда, первую юрту и первого казаха в остроконечной меховой шапке и с кнутом в руке… Началась экзотика…

 — Азиат, удивленно взирающий на поезд (самолет, трактор), — общее место журналистики, кино- и фотохроники первых пятилеток. «Когда я в кино увидела Турксиб — как старый киргиз встречает паровоз, я чуть было не расплакалась: так это прекрасно!» — пишет героиня «Дня второго» И. Оренбурга [гл. 9]. Репортажи о Турксибе полны вариаций на тему «старое и новое». Пассажиры-казахи выглядывают из окон вагона; верблюд нюхает рельсы, казахи смотрят на поезд; верблюды на фоне проходящего поезда и холмов; «юрта кочевника и мачты антенны, дикие табуны и электрический фонарь» и т. п. [Открытие Турксиба, Ог 20.05.30; кадры из фильма «Турксиб», КН 32.1929; КН 50.1929; Вит. Федорович, Турксиб, Пр 21.07.29]. На более раннем и космополитичном этапе символом прошлого служила лошадь [см. ЗТ 6//2].

27//4

Рассказ господина Гейнриха об Адаме и Еве. — Комсомольцы с такими именами фигурируют в пьесе М. Булгакова «Адам и Ева», написанной в 1931, т. е. почти в один год с романом Ильфа и Петрова. Отметим прозорливость предсказаний Гейнриха о советских Каине и Авеле, «Вавилонской башне, которая никогда не достроится» и т. п.

27//5

Рассказ Остапа Бендера о Вечном Жиде.

 — Разговор петлюровцев с Вечным Жидом в бендеровском рассказе выдержан в духе аналогичных сцен у М. Булгакова, на которого соавторы, со своей хрестоматийной установкой, вполне могли ориентироваться как на «классика» петлюровской темы.

Ср., например, рассказ «Налет»: «— Тю! Жида взяли! — резнул голос в темноте за фонарем… — Жид, жид! — радостно пробурчал ураган за спиной. — И другой? — жадно откликнулся бас».

Сходная сцена в пьесе «Белая гвардия» (2-я редакция «Дней Турбиных»): «А-а-а… Добро пожаловать!.. Я — веселый.

Ты нас не бойся. Мы жидов любимо, любимо… Тримайте его, хлопцы. Держи».

Похожие интонации и выражения есть и в одноименном романе, в сцене погони за Турбиным: «На лице первого [петлюровца] ошеломление сменилось непонятной, зловещей радостью. — Тю! — крикнул он, — бачь, Петро: офицер… — Тримай офицера! — загремела и заулюлюкала вся Владимирская. Еще два раза весело трахнуло…» [М. Булгаков, Ранняя несобранная проза; Белая гвардия (пьеса), 57; Белая гвардия (роман), гл. 13; сходства с ЗТ выделены мной. — Ю. Щ.].