4
[к 25//9]. О конструкции «Внезапный поворот» см.: Shcheglov and Zholkovsky, Poetics of Expressiveness, 130–142.5
[к 25//13]. Вероятно, надо считать случайным совпадением то, что и смерть Паниковского также наступает после спектакля (правда, несостоявшегося), даваемого силами путешественников.6
[к 25//16]. Ср. пародию на Сталина, сложившуюся в кругах интеллигенции; комментатор слышал ее в юности от знакомого профессора, с отличной передачей сталинских интонаций, пауз и акцента: «26. Пассажир литерного поезда
26//1
Один из провожающих, человек с розовым плюшевым носом и бархатными височками, произнес пророчество, страшно всех напугавшее.
— Согласно неопубликованным мемуарам С. В. Токаревича, «редактор с плюшевым носом и бархатными височками… — Михаил Кольцов» [цит. в примечаниях А. И. Ильф в ИЗК, 175]. И в самом деле, замечательный журналист и редактор без труда узнается и по отмеченным здесь внешним чертам, и по беспощадной, насмешливой проницательности его «пророчеств», основанных на глубоком знании людей. Что касается наружности, то знавшие Кольцова часто описывают его — как и соавторы в этой сцене ЗТ — мягкими, ласково-уменьшительными словами: «С нежно вылепленным, насмешливым ртом и торчащим хохолком мягких каштановых волос» (Т. Тэсс). «Ростом маленький, «как перочинный ножичек», подумала я… Я подумала, что имя Миша ему очень подходит, даже если написать его с маленькой буквы: миша-медвежонок» (Н. Сац). От игрушечного мишки до плюшевого носа, очевидно, лишь один шаг. Из этих же мемуаров ясно видны такие персональные черты прославленного журналиста, знакомые всем читателям его многочисленных эссе и фельетонов, как доброжелательно-авторитарно-ироничный стиль обращения с собеседником, угадывание его жизненных обстоятельств и предсказание поведения. [Цит. по кн.: М. Кольцов, каким он был, 403-04, 315, 320.]Эпизод с «плюшевым пророком», как и многие другие известные места среднеазиатских глав, перенесен в роман из путевых очерков Ильфа и Петрова об их командировке на Турксиб в 1930 (очерки перепечатаны в пятом томе Собр. соч. и в кн.: Ильф, Петров, Необыкновенные истории…, где в примечаниях [452] дан и полный список всего опубликованного соавторами на эту тему в тогдашней печати). Отдельные детали турксибских глав восходят к записям И. Ильфа о поездке в Среднюю Азию в 1925 [см. ЗТ 31//3].
26//2
…Все вы по вечерам будете петь в вагоне «Стеньку Разина», будете глупо реветь «И за борт ее бросает в надлежащую волну».
— Народная песня на основе стихотворения «Из-за острова на стрежень» поэта-фольклориста Д. Н. Садовникова о любви Степана Разина к пленной персидской княжне, которую, по преданию, он в ответ на насмешки товарищей бросил в Волгу [текст литературной и народной версий — в кн.: Песни и романсы русских поэтов, 826, 957].Песня пользовалась всенародной популярностью начиная с 1890-х гг., инсценировалась, экранизировалась немым кино и долгие годы была едва ли не неизбежным номером любого коллективного времяпровождения. «Где-то в роще, под звон гитары, кто-то нежнейшим тенором запевал песню о Стеньке Разине. Она слушала песню, прикрыв глаза, видела волжские волны, поглощающие персидскую княжну…» [Гумилевский, Собачий переулок, 142]. «…[На свадьбе омещанившегося пролетария] пели всей комнатой, вразброд и старательно, про персидскую княжну и Разина, про кавалеристов Буденного, про вольную цыганскую палатку» [Фибих, Дикое мясо, 24]. Иностранный гость слушает пение «Stenka Razin» в 1929 на волжском пароходе [Farson, Seeing Red, 185] 1
. Под романсом «про вольную цыганскую палатку» может подразумеваться популярное «Все сметено могучим ураганом» (