23 февраля по старому стилю, по новому стилю это 8 марта, День женской солидарности, Международный женский день, и в этот день петроградские работницы устроили демонстрацию с требованием хлеба. Революционные листовки, которые 23-го распространялись по Петрограду, звучали так: «В тылу заводчики и фабриканты под предлогом войны хотят обратить рабочих в своих крепостных. (Крепостное право ещё памятно –
Написанное в ней – абсолютная ложь. Вся эта листовка насквозь лжива. И работницы это знают, потому что да, в некоторых районах Петрограда перебои с хлебом, это правда, но эти перебои не имеют никакого серьёзного значения. Министр земледелия Александр Александрович Риттих, выступая в Думе 25 февраля, объявил, что хлебные запасы города составляют полмиллиона пудов ржаной и пшеничной муки, чего при нормальном потреблении, без подвоза, хватит на 10–12 дней, но хлеб всё время поступает в столицу. И что к тому же хлеб, причём чёрный хлеб, исчез не во всех районах города, он в некоторых районах города остаётся, а чёрствый хлеб, выпеченный накануне, на следующий день уже не хотят покупать. Ни о каком голоде и даже о недоедании речи быть не может.
То есть эта листовка – прямая ложь. Но почему же работницы, которые, казалось бы, лучше всех должны знать, что это ложь, вышли и требуют хлеба, который есть в лавках? В чём тут дело? Это, конечно же, не алчба хлеба, а недовольство властью как таковой, ненависть к власти, отвращение к войне. Работницам и их мужьям, если они рабочие, не грозит фронт. Рабочие военных предприятий имеют бронь, им нечего бояться, они получают совсем неплохие деньги. Да, жизнь стала, конечно, тяжелее, цены выросли. Да, рубль теперь не обменивают свободно на золото. Но идёт война. В Германии в это время брюквенный голод: там второй год большинство людей не может получить животных жиров, питаются брюквой – кормовой свеклой. В России ничего подобного и близко не было. В чём же дело? Забастовки при этом ширятся.
14 февраля, по донесениям Охранного отделения, в Петрограде бастовало 58 предприятий и на них 89576 рабочих, 15 февраля – 20 предприятий с 24840 рабочими. На Петергофском шоссе были устроены пикеты с красными флагами. Но 23-го бастовало опять 87 тысяч, 24 февраля – до 197 тысяч, 25 февраля – до 240 тысяч рабочих – то есть 80 % рабочих Петрограда. К ним присоединяются студенты, к ним присоединяются городские обыватели, университеты перестают учить, все выходят на улицы. 25 февраля начинается революция масс.
Сергей Петрович Мельгунов, народный социалист, автор замечательных, но ужасных книг по Красному террору в России и по Февральской революции, прекрасный писатель, вспоминал: «У самых предусмотрительных людей в действительности 25 февраля ещё не было ощущения наступавшей катастрофы».
Между тем 25 февраля прозвучал первый страшный звонок. Пристав Александровской части Михаил Крылов был убит казаками, когда он пытается остановить со своими полицейскими демонстрацию, не допустить её в центр города на Невский проспект. Казаки, вызванные для подавления беспорядков, стреляли в полицейских, а не в толпу. Огонь в толпу не открывают – генерал Хабалов категорически запрещает стрелять в народ.
Современные российские учёные (я, когда готовился к лекции, читал последние статьи) рассуждают, что надо было применить оружие и стрелять залпами в народ чуть ли не начиная с 23 февраля. Вот таково озверение людей на сегодняшний день. Мы действительно на бумаге, да и не только на бумаге, готовы уже на что угодно. А тогда Хабалов, боевой офицер, казак, помнил 9 января 1905 года. Он прекрасно помнил это кровопролитие и не решался, и не мог решиться по своей воле (хотя он имел полное на это право как начальник округа в военное время) отдать приказ на боевое применение оружия. Поэтому полицейские, а полицейских в Петрограде было всего 5 тысяч человек, не могли сдержать эти толпы. Они пытались оттеснить их от центра города, но не могли, и Невский был запружен народом.
22 февраля Государь покинул Царское Село и уехал в Ставку. Там его настигли первые вести о волнениях в Петрограде.