Россия и русские. Книга 2

С ослаблением профсоюзов рабочее движение снова стало фрагментарным и дезорганизованным. В 1912 г. по всей стране прокатилась волна массовых выступлений, вызванных расстрелом рабочих на Ленских золотых приисках в Сибири. Возглавляемые молодыми, энергичными и в высшей степени нетерпеливыми рабочими, которых уже не смогли удержать социалистические вожди, эти волнения достигли небывалого размаха и часто поднимались до уровня радикальных политических требований, однако затихли так же быстро, как и начались, не оставив сколько-нибудь заметного следа. Все говорило о том, что рабочие, особенно высококвалифицированные и образованные, доведены до отчаяния и не видят перед собой других возможностей для выражения своих требований. При этом они не получали практически никакой помощи от других классов и социальных групп. И даже накануне войны, в июле 1914 г., когда все промышленные районы Санкт-Петербурга были перекрыты баррикадами, остальная часть столицы жила своими обычными заботами^{69}.

Именно в результате такого пренебрежительного отношения властей к рабочим у тех выработалось убеждение, что их роль при существующем порядке чрезвычайно мала. Как говорилось на рабочем митинге на одном из крупных заводов в Петербурге в сентябре 1915 г.: «Мы грудью отстоим наше отечество, если нам дадут: полную свободу слова, печати и стачечного движения, полное равноправие всех народов России. 8-часовой рабочий день и когда отберут все помещичьи земли в пользу нищего крестьянства»^{70}.

Переоценка традиций интеллигенции

Образование Государственной думы способствовало переоценке статуса России как нации и статуса интеллигенции как самопровозглашенной защитницы ее национальных идей. Поражение революции 1905_гг. породило серьезные вопросы относительно того, что интересы интеллигенции и народа неизбежно совпадают в их общей борьбе против самодержавия. Интеллигенция, обладая определенными профессиональными качествами, не могла существовать без соответствующего • образования и права собственности, и ей было очень неловко поддерживать ТС политические течения, которые с пренебрежением относились к культуре вообще И к уважению законов в частности. Этот упрек в адрес интеллигенции был главным мотивом изданного в 1909 г. сборника «Вехи». В нем откровенно говорилось, что интеллигенция несет такую же ответственность за политическое банкротство России после революции 1905 г., что и правящий режим.

Экономист Сергей Булгаков, бывший марксист и диссидентствующий кадет, доказывал, что интеллигенция сосредоточила все свои духовные силы на служении народу, всячески идеализируя его. Для интеллигенции наука, воспринимаемая в духе однобокого детерминизма, становилась символом веры, а народ — своеобразным идолом, и все это привело к тому, что ее представители окончательно утратили веру в личную свободу человека, в автономную ценность искусства, в свободную от предубеждений науку, истину или доброту. С их точки зрения истиной и добром является лишь то, что служит народу, а наука и искусство имеют ценность только в том случае, если они повышают его сознательность или способствуют устранению нищеты. В результате, делает вывод Булгаков, интеллигенция стала поклоняться человечеству и перестала верить в Бога^{71}. Он, как и многие другие православные верующие, считал наиболее важным восстановление истинной соборности в Православной церкви и полное отделение ее от государства. Только в таком случае, по его мнению, она может сыграть ведущую роль в национальном возрождении.

Истинным вдохновителем «Вех» был Петр Струве, экономист, который написал первую программу социал-демократов, а впоследствии стал основателем Союза освобождения и кадетской партии. Вскоре он разочаровался в кадетах, убедившись в том, что они фактически поддерживают попытки революционеров разрушить Российское государство. Государство и народность, доказывал он, являются не менее важными для России, чем для любого другого европейского народа, и они требуют, чтобы образованные слои населения признали автономные ценности закона и порядка, собственности и культуры. А русская разновидность социализма, марксизм и народничество делают все возможное, чтобы уничтожить эти ценности. При этом марксизм нацелен также на полное растворение народа в международном пролетариате. Воодушевленный примером Германии и Бисмарка, Струве настаивал на том, что «национальная идея современной России есть примирение между властью и проснувшимся к самосознанию и самодеятельности народом, который становится нацией. Государство и нация должны органично срастись»^{72}

.

Струве считал, что Российское государство и народ могут объединиться в общей борьбе славянских и православных народов Балканского полуострова против Османской и Габсбургской империй. Именно поэтому он стал наиболее решительным сторонником обновленного панславизма 1908—1914 гг., который был принят правоцентристским большинством Думы в качестве своей идеологии.