Лена была будто раненый солдат, выполняющий свой долг радушной хозяйки через силу, на одной только стальной воле; гости бесшумно перемещались и казались бестелесными, полупрозрачными. Я чувствовала себя невидимкой – никто не обращал на меня внимания. Для меня всё равно не нашлось места и, помня, что Лена велела мне ничего не есть, я после пяти минут наблюдения за гостями так же тихо и незаметно слиняла оттуда. Что я почувствовала? Что они не приняли меня. Пока. И что я не знаю, хочу ли я этого. Я почувствовала себя как опавший лист на пустой дороге, будто ветер унёс меня, жалкий опавший лист, закутав облаком серого мелкого пепла. Никому не нужный, сухой, он никогда не… я не смогла додумать эту мысль, побоялась.
На следующий «день» многие, что не замечали меня на вечеринке, кивали мне, некоторые даже слегка улыбались. А Лена опять преподнесла мне сюрприз: вместе со своим парнем притащила очень высокий, узкий и глубокий книжный шкаф, старый, такие делали ещё до моего рождения, с дверцей толстого зеркального стекла с фаской по краям. Как они только его допёрли?
– Зачем? – спросила я.
– Ты будешь в нём спать.
Час от часу не легче.
«Как Белоснежка в гробу со стеклянной крышкой», – подумала я.
– Ага, точно, – сказала Лена.
Не знаю, сколько я прожила в доме, прежде чем мне стали попадаться тени, даже не скажешь, что на пути, нет, они никогда не встречались со мной лицом к лицу. Наоборот, они изредка мелькали на периферии зрительного поля, и тут же, будто заметив моё внимание, исчезали. Чтобы не вспугнуть, я даже стала делать вид, что не вижу их. Я старалась не фокусировать на них взгляд, напротив, если я замечала движение тени, то нарочно смотрела в другую сторону, не поворачивая, впрочем, головы. Если я впивалась глазами в центр и гнала внимание на края, тени не успевали убежать, и мне удавалось рассмотреть манишку в вороте чёрного платья, или полу пиджака, или рубашку с воротом апаш, но тени быстро обнаруживали мою слежку и смывались. У меня слезились глаза и кружилась голова, и рассмотреть фигуры подробнее я не могла. Я решила, что обязательно должна рассмотреть их, будто от этого зависела моя жизнь. Я ложилась в свою постель – лежащий на задней стенке книжный шкаф, больше похожий на гроб, и строила планы, как мне застигнуть неуловимые тени врасплох.
Иногда мне казалось, что я совсем сошла с ума. Лежу в недостроенном или полуразрушенном доме в книжном шкафу, завернувшись в «своё» синее солдатское одеяло, – его я тоже прохлопала в сером песке, похожем на острый колючий пепел. Как раньше, когда отдать в химчистку вещь стоило ненамного дешевле, чем купить новую – выносили ковры на свежевыпавший, такой же колкий, как этот песок, снег и наметали на него веником снега и ходили, топая по нему, и сметали ставший серым снег и вновь наметали, пока снег не становился таким же белым, как на целине. Сначала это делали, не стесняясь днём в воскресенье, а потом почему-то стали делать синими зимними вечерами, когда вокруг фонаря на него, как мелкие мотыльки на жёлтый свет, летели хлопья снега.
Одеяло после чистки песком стало ярче и уже не воняло как раздавленные насекомые.
А иногда мне казалось, что лучше и быть не может.
Я открывала крышку шкафа, и в ней отражалось небо и контуры деревьев, они выглядели совершенно так же, как в окне. Как бы ни было холодно, я не занавешивала окно, мне казалось, что занавесь его – и я ослепну. Или задохнусь.
Я лежала и тренировалась не фиксировать взгляд вообще. Ни в какой точке. Будто мои глаза не линзы, а просто дыры. Я смотрела, не видя. Каждым глазом по отдельности, и картинок было две. От каждого глаза своя. Видно было не так хорошо и чётко, как при обычном способе, но зато я находилась будто в изменённом состоянии. Лёгкий туман сумерек выглядел при таком способе видения более осязаемым. Оказывается, он не был однородным: сгущался и таял независимо от меня, по своему желанию, перетекая в похожие на фигуры сгустки. Это я заметила, когда, проснувшись следующим утром, попробовала опять расфокусировать взгляд. Я не стала пользоваться нормальным зрением, а воспользовалась изменённым. Двумя глазами независимо друг от друга.
Похоже теперь, когда я так натренировалась, я наконец, поймаю эти тени. Я спустилась вниз. Удача! Я почувствовала, что кто-то бесшумно следует за мной – я поняла это по движению туманных вихрей вокруг невидимого снаряда, который разворачивал туманные струи, как волны, закрученные прошедшим катером. И – шорох, я слышала шорох, будто шорох сказал: «А ты думаешь, она нас не видит?», а другой шорох ответил: «Похоже, что видит». Тогда первый шорох обогнул меня сбоку и соединился со вторым. Я пошла за ними – идти в их фарватере было легче.