– Что ты плачешь, может, для него так лучше? – резонно спросила она.
Я пожала плечами.
Мужчины отнесли тело Алекса в поле, где кочки с букетами искусственных цветов, – и когда на следующий день я пошла положить Алексу цветы – тела там уже не было.
Я плакала целый день. И решила лечь спать пораньше. Какое-то время я лежала в своей комнате и слушала, как в доме ходят люди, слушала, как этажом выше гремят тарелками, поют песни, говорят речи, поднимают, не чокаясь, тосты, как принято в этом доме. Как на поминках. Здесь все трапезы проходят как поминки. Я задремала. Перед глазами неслись картинки, переходящие друг в друга, я перестала следить за ними, и они рассыпались.
Мне приснилось, что мне навстречу идут родители. Очень высокий отец и маленькая, ему по подмышку, мама. Нарядные. Она в чёрном платье с белой манишкой, платье обтягивает миниатюрную фигурку, её светлые волосы, завитые кудряшками, стоят вокруг головы как платиновый нимб, мама в туфельках на каблучках, в тонких чулочках со швом. Настоящая Золушка, чем-то напоминает Янину Жеймо. Мама окончила авиационный институт. Вышла замуж за инженера и работает с ним в одном конструкторском бюро. Отец – в голубой рубашке с воротником апаш, в тёмном костюме. Отец в нём такой стройный и высокий, и движется плавно, как жираф – будто слегка замедленно.
Мне приснилось, как они идут вдоль нашего старого розоватого кирпича дома с маленькими, в две комнаты квартирками, а я стою и от радости не могу двинуться с места и просто жду, когда они подойдут ко мне. Они молодые, а я уже взрослая. Я делаю шаг навстречу, и они тут же поворачиваются и уходят быстрым шагом, я слышу, как мать одёргивает отца: не ходи, – и они убегают. Почему, почему они убегают? Я всегда просыпаюсь в слезах, когда они снятся мне. И в этот раз я проснулась в слезах. Я завернулась поплотнее в своё колючее солдатское одеяло и попыталась насладиться ощущением ото сна и хоть ненадолго сохранить ускользающее сонное тепло.
Но надо вставать.
Умываться песком.
Жить. Существовать дальше.
Непонятно зачем. Непонятно для чего.
Сезон песка. Постоянный дождь из мелкого-мелкого песка тоненько шуршит по трубам. Песок собирают для умывания. Наполняются вёдра. Речной, что притащила я, хранится у Лены, когда надо постирать что-то ценное – шёлковые вещи, например, или почистить её золотые украшения, они здесь почему-то быстро чернеют. Лена иногда странно посматривает на меня, будто жалеет или слегка завидует, но я не спрашиваю у неё, почему. Боюсь ответов.
Сколько времени я живу в этом странном доме? Почти каждую ночь мне снятся родители. Иногда я вижу их так близко, что могу потрогать, но и во сне я помню, что они ушли, как говорится, в мир иной. И я не могу побороть страх перед мертвецами и обнять их во сне. И ещё во сне я чувствую вину за то, что боюсь их, боюсь перейти в их мир. После сегодняшнего сна я ходила как пьяная. Не могла ни на чём сосредоточиться. Я слонялась по дому в поисках чего? Не знаю. Что-то хотела найти. Что-то хотела понять, но мне это никак не давалось. Пришла Лена. Она будто взяла надо мной шефство – с тех пор, как водила меня в первый день умываться песком.
– Сегодня я поведу тебя на праздник.
– Я поведу тебя в музей, – сказала мне сестра», – засмеялась я.
Она посмотрела на меня как на расшалившегося ребёнка.
– Ты слушай меня внимательно, я говорю тебе важные вещи, если ты хочешь вернуться туда – она махнула как-то неопределённо в сторону реки, то ничего не ешь на празднике, – она горько улыбнулась. Задумалась. И вдруг спохватилась:
– А ты ничего не ела с тех пор, как попала сюда?
– Нет, – помотала я головой.
– А не хочешь?
– Нет. Не хочу.
– Это хорошо, – загадочно сказала она. – Не забудь, вечером на празднике ничего не ешь. И вообще, нигде ничего не ешь в этом доме. Поняла?!
– Хорошо, – сказала я, – не буду.
Я обрадовалась – мне скучно, я хочу к людям. Мне надоело с завистью слушать звуки застолья выше этажом, когда я безуспешно пытаюсь уснуть.
Наконец-то, сегодня меня примут в общество, я вроде как дебютантка на балу. Я стала думать, в чём пойти? На мне подаренный Леной костюм. Я сама выстирала его чистым песком, это было трудно, потому что он застревает в тонком джерси. Но стирать песком – замечательно, потому что вещи не садятся. Даже не хочу думать, откуда здесь эти вещи и почему они пропитаны мелкой как пыль землёй…
Я очень чутко прислушивалась, чтобы не пропустить начало вечера. Прошелестели по лестнице шаги – я выглянула, но никого не увидела. Потом я услышала, как звякают тарелки, когда их ставят на стол, звон приборов, ровный гул светских разговоров. «Пора», – решила я. Поднялась на этаж, вошла и скромно встала, прислонясь к стене.