В 2015 году был одним из редакторов-составителей поэтического сборника «Час мужества. Гражданская поэзия Донбасса 2014 – 2015 гг.», удостоенного специального приза в номинации «Поэзия» на Московской международной книжной ярмарке в 2015 году.
Екатеринодарский излом
Весной и летом привольные степи меж Доном и Кубанью радуют людской глаз. То вспыхнут алые маки в седом колышущемся море ковыля, то отразят синь неба, подобно озерам с живой водой, заросшие льном низинки. Осенью разнотравье желтеет, вянет и вскоре топорщится старой платяной щеткой. Зимой череда сменяющих друг друга снеговых буранов да слякотных оттепелей и вовсе превращает цветущую благодать в облезлую, грязную овчину. Даже глянуть противно.
Возвращавшиеся в ранних февральских сумерках из разъезда казаки не понукали коней. Не было нужды. Умные животные и сами ощущали близость теплого овина и горячей болтушки, ускоряя рысь.
Пожилой седоусый урядник и откровенно зевающий рядом с ним атаманец-рядовой ничуть не переживали, что не повстречали ни красных, ни белых. На кой ляд надо, спрашивается?
А вот двое казачков помоложе перешептывались недовольными голосами. Горячая кровь требовала скачки, рукопашной сшибки, лихого азарта погони. Потому, заметив в бурых стеблях на склоне отлогого холма крадущуюся серую тень, один из парней приосанился и подхватил свисающую с запястья нагайку.
– Ух, знатный бирючина! Айда, Яшка, погоняем!
На строгий окрик старшего отмахнулся:
– Не боись, Кузьмич! Мы скоренько…
Урядник покачал головой, а атаманец только крякнул:
– Вот взгальной! До околицы не нагонишь – шкуру с задницы спущу.
Да кто его слушал?
Незаморенные дончаки стремительным намётом догоняли волка. От Яшкиного свиста крупный, серый с рыжиной зверь мотнулся вправо, влево, потом пошел ровным махом. Оглянулся разок через плечо, а верховые уже зажали его в клещи, замахиваясь плётками.
Волчара не стал ждать обжигающего удара поперек спины. Он крутанулся на задних лапах, клацнул зубами у самого храпа наседающего справа коня. Жеребец шарахнулся вбок натуральным козлом, запрокидывая голову с прижатыми ушами. Парень бросил плеть и, чтобы не свалиться, ухватился за переднюю луку. Он успел заметить, как волк с кошачьей грацией взлетел на грудь второго казака.
– Тимоха! – трясущаяся рука не в раз нащупала рукоять шашки.
Но Тимофей уже ничего не слышал. Его застрявшее сапогом в стремени безжизненное тело волок в степь ополоумевший от ужаса конь.
Яшка остался один на один с хищником. Дончак храпел, плясал, приседая на задние ноги, и никак не хотел идти навстречу отсвечивающим зеленью глазам.
Тогда бирюк сделал первый шаг.
Вжикнула впустую острая сталь. Перепуганный казак посунулся за шашкой, а в этот миг блестящие клыки, казалось, лишь на миг прикоснулись к яремной жиле коня. Горячая кровь брызнула в лицо летящему кувырком человеку.
Выплевывая мокрый снег, Яков поднялся на карачки, пошарил по сторонам в поисках оружия. Не нашел. Бросил затравленный взгляд на хищника и обмер. Не было волка. Прямо перед ним расправлял плечи худощавый заморенный мужичонка годков, эдак, тридцати. Крупные хлопья снега таяли на голых руках и спине, глаза отсвечивали тусклой прозеленью, а тонкие губы на заросшем светлой щетиной лице кривились в противной усмешке.
От этой самой усмешки занялся дух казачий, сердце сжалось в ледышку, да и стало совсем.
Голый, зябко поводя плечами, подошел к ничком лежащему телу, потеребил Якова за плечо. Сказал тихонько:
– Эх, казачки, казачки, не на того вы нарвались…
И принялся сноровисто раздевать не успевший остыть труп.
Пули, чмокая, впивались в раскисшую землю.
Цепь лежала.
Люди уткнулись носами в чернозем, исходящий дурманящим ароматом оттепели. Когда кусочки свинца, повизгивая, проносились мимо злыми черными шмелями, каждый норовил вжаться еще глубже. Втиснуться заскорузлыми шинелями между редкими бодыльями типчака и тонконога. Стать маленьким, незаметным, ненужным.
Вдалеке, едва заметный на темном фоне редеющего к станции перелеска, надрывался, ухая, бронепоезд. Весь перевитый алыми лентами «Лабинский коммунар». Предусмотрительно взорванная «железка» не давала облитому сталью, обложенному мешками с песком чудовищу подобраться вплотную к атакующим, затрудняла прицельный огонь.
Заряды шрапнели взрывались высоко над лежащими и даже где-то правее. С ухарским посвистом разлетались стальные шарики, никого не задевая, впустую. Видно, потому разрывы воспринимались весело, наподобие рождественских хлопушек – дым, грохот, град конфетти.
А вот короткие и сердитые пулемётные очереди из окон обшарпанного здания паровой мельницы по правому флангу не давали поднять головы.
Атака захлебнулась, едва начавшись.