Российский колокол №7-8 2016

– Не пора ли в обоз? – отрывисто бросил второй – капитан Алов, легко контуженный под Лежанкой, а потому злой на весь свет. – Старикам там самое место.

– Когда вы, Борис Георгиевич, стрелять научитесь, как Пашутин, – оборвал его Петров, – или хотя бы вполовину так, я обещаю поговорить с ним насчет обоза.

Несколько человек сдержанно засмеялись. Алов зашипел в усы, как завидевший терьера кот, но ума не спорить хватило.

«Моя это война? – подумал Пашутин. – Убивать одних людей, защищая других. Или не людей я защищаю, а рухнувший в одночасье порядок, уклад жизни? Или я просто мщу? За превращенный в пепелище замок Будрыса, за слипшийся от крови черный локон Агнешки, за обезображенное, истыканное штыками тело Айфрамовича? Как мне оправдаться? Не перед людьми, перед самим собой и своей совестью? Как объяснить Финну смерть молодого, перспективного члена общества, еще не прошедшего период ученичества?»

Взвизгнула несмазанными петлями дверь, впустив стылый воздух подворья, и сиплый, сорванный голос устало произнес:

– Господа, ротмистр Пашутин здесь?

– Здесь был, – откликнулся Задорожний. – Отдыхает.

– Здесь я, здесь, – Николай Андреевич одним движением поднялся. – Чем обязан?

Вошедший офицер, вопреки замученному голосу, выглядел молодцевато и, судя по совсем короткой щетине, довольно часто находил время для бритья.

– Господин ротмистр, вас полковник Неженцев просит прийти.

– Что за штука? – удивился Петров. – Зачем?

– А, ерунда, – махнул рукой посыльный, – перебежчика взяли. Сказался офицером. Нужно подтвердить.

– Ну, что, пойдете, Николай Андреевич? – подполковник повернулся к Пашутину.

– Если Митрофан Осипович просит, – ротмистр развел руками. – Вдруг, правда, знакомого увижу?

4

Полумрак штабной избы Корниловского полка ожесточенно сопротивлялся слабеньким атакам замызганной керосинки. Держал позиции, как хорошо врывшаяся в землю пехота.

Аккуратный и подтянутый Неженцев, любимец Корнилова, да и всей добровольческой армии шагнул навстречу Пашутину из-за стола. На черкеске тускло отсвечивал георгиевский крест.

– Вы уж простите, господин ротмистр, сорвали вас, понимаешь… – полковник попытался перебороть зевок, но не сумел. – Вы же в пятом гусарском служили?

– Так точно, господин полковник. Пятый гусарский. Александрийский. Эскадронный командир. Потом командовал разведкой полка, – Николай Андреевич подошел поближе и разглядел набрякшие мешки под глазами Неженцева, серую от постоянного недосыпа кожу, туго обтянувшую скулы.

– Тогда помогите нам, пожалуйста. Задержали вот, понимаешь… – Митрофан Осипович кивнул на ссутулившегося на лавке человека. – С патрулем по-французски заговорил, одежда казачья… Черт знает, что! Сказался гусаром из пятого александрийского.

В это время задержанный поднял голову и, встретившись глазами с ротмистром, встал.

– Николай!

– Саша! – удивленно воскликнул Пашутин, невольно делая шаг вперед.

Ошибки быть не могло – светлые, пускай и давно не мытые, волосы зачесаны назад, зеленые, усталые глаза, независимый разворот плеч. Шрам в уголке рта – вроде как кто-то «галочку» поставил.

– Вижу, узнали, – проговорил штабс-капитан, приведший Пашутина.

Николай Андреевич кивнул.

– Прапорщик Чистяков Александр Валерьянович. На германскую пришел вольноопределяющимся. Под моей командой с марта пятнадцатого года. За храбрость представлен к Георгию четвертой степени. Осенью шестнадцатого произведен в прапорщики.

– Так, – Неженцев побарабанил пальцами по столу. – Вы можете за него ручаться?

– Да, – Пашутин не колебался ни мгновения. – Как за самого себя.

– Так, так… Господин Чистяков, вы каким образом к нам выбрались?

– Прибыл в середине февраля в Новочеркасск. Думал, поспею, – утомленно проговорил прапорщик. – Спрашивал о Корнилове. Мне сказали, что в Ростов ехать поздно. Отправился за Дон. Догонял. От большевиков скрывался. Потому двигался медленно, но, как видите, догнал.

– Казацкое обмундирование, оружие откуда?

Чистяков нехорошо усмехнулся.

– А это меня еще под Лежанкой разъезд донцов арестовать хотел.

– И что?

– Да ничего. Я у них вовремя красные ленточки на папахах разглядел. Не дался.

– Вот так вот разъезду и не дался, понимаешь… – нахмурился Неженцев.

– Прошу прощения, Митрофан Осипович, – вмешался Пашутин. – Я прапорщика в деле видел не раз. Сколько их было?

– Казачков? Двое. Жалко их. Не на ту сторону встали, сердяги.

– Двое Чистякову не помеха, – Николай Андреевич развернулся к Неженцеву. – Верю. Сам учил.

Командир ударного полка помолчал, выстучал ногтями по столешнице увертюру к «Хованщине». По крайней мере, Пашутину, не отличавшемуся особым музыкальным слухом, так показалось.

– Ладно! Верю. Могу дать рекомендацию для Сергея Леонидовича. Зачислим прапорщика в Офицерский полк. Вы ведь не откажетесь вдвоем служить? А то переходите ко мне, господин ротмистр.

– Благодарю, Митрофан Осипович. Коней на переправе не меняют. Все равно, одно дело делаем, – пожал плечами Пашутин, – а я к своей роте привык.

– Ну, как знаете. Не смею более задерживать.

Офицеры раскланялись. Ротмистр со старым однополчанином вышли из штаба Корниловского полка.