Это решение Ростовцева было не случайным – оно вполне вписывалось в его общие историософские схемы. Сравнивая ситуацию III века и начала XX столетия, Ростовцев приходил к выводу, что Россия переживает процессы, сходные с теми, что происходили в Римской империи эпохи упадка. Архаичная модель императорской России оказалась неспособной адекватно отвечать на вызовы времени. В стране сохранялось сословное и национальное неравноправие. Сложившаяся социальная структура препятствовала формированию гражданского общества и рыночной экономики. «Политика искусственной поддержки отмирающего класса землевладельцев безрассудна, – констатировал Ростовцев. – Вся жизнь России должна быть основана на крестьянстве, чье правовое и экономическое положение должно стать основным вопросом экономической политики».
В 1910 году Ростовцев стал действительным членом Императорской археологической комиссии, а с 1911-го начал координировать археологические исследования в Херсонесе и Керчи. Летом 1913 года раскопки в Херсонесе посетил император Николай II. Ростовцев при этом исполнил роль гида Высочайшей делегации. Царская семья не осталась в долгу перед ученым: в скором времени ему были выделены специальные средства для публикации дорогостоящего, богато иллюстрированного труда «Античная декоративная живопись на юге России».
Именно выход в свет этого капитального исследования и прилагавшегося к нему атласа стал официальным поводом для избрания Ростовцева членом-корреспондентом Берлинской академии наук – летом 1914 года ему был торжественно вручен соответствующий диплом. Русский ученый получил приглашение от Эд. Мейера и У. Виламовица принять участие в грандиозном коллективном проекте – «Всеобщей истории экономики», где ему отводили раздел по социально-экономической истории эллинистического мира и Римской империи. Но 1 августа 1914 года началась Первая мировая война, заставшая М.И. Ростовцева с супругой в Германии. С большим трудом им удалось выбраться из теперь уже вражеской страны и благополучно прибыть в Петербург. Однако о столь многообещающем международном проекте, как «Всеобщая история экономики», теперь можно было забыть.
В этот период русский историк тратил много времени не только на науку, но и на общественную деятельность. Он не остался безучастным к судьбе раненых солдат. Этой работе М.И. Ростовцев отдался с таким увлечением, что в 1916 году правительство союзной Франции удостоило его высшей награды страны – ордена Почетного легиона.
В феврале – марте 1917 года в России произошла революция, а в апреле Ростовцев был избран академиком. Голландский исследователь М.А. Вес полагает, что это стало возможным лишь благодаря протекции П.Н. Милюкова, одного из министров Временного правительства. Едва ли эта точка зрения вполне обоснована – вакантное место освободилось еще в 1916 году. 25 января 1917 года состоялось заседание Отделения исторических наук и филологии, где и было решено вынести кандидатуру М.И. Ростовцева на голосование. 8 февраля оно состоялось. Отделение единогласно поддержало ученого, а 15 апреля прошла уже баллотировка на общем собрании, по результатам которой (21 за и 5 против) он стал действительным членом Академии наук.
М.А. Вес прав в другом: фигура М.И. Ростовцева действительно казалась Временному правительству очень привлекательной (видный ученый, член кадетской партии) для того, чтобы задействовать его в высшем управлении страной. Милюков видел его министром народного просвещения, однако тот предпочел не брать на себя столь высокой ответственности в этот неспокойный для страны период. Но все же дистанцироваться от большой политики он не мог. В частности, как представитель Российской Академии наук, Ростовцев принял участие в Государственном совещании, проходившем в августе 1917 года в Москве в здании Большого театра. Его симпатии в тот момент всецело были на стороне Л.Г. Корнилова. Однако открытое выражение Ростовцевым своей гражданской позиции вызвало неприязнь к нему со стороны отдельных общественных сил: «За свой скромный вклад в пропаганду свободы, спокойствия и конституции я удостоился множества писем, в которых солдаты угрожали продержать меня полчаса на остриях своих штыков».