Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век

С приходом к власти большевиков положение М.И. Ростовцева еще более ухудшилось: он открыто отверг предложение А.В. Луначарского о сотрудничестве с новой властью, хотя остался членом Высшего совета по делам искусств, организованного еще Временным правительством. У него постепенно складывалось ясное осознание того, что никаких радужных перспектив в советской России ему ждать не приходится. Позже, уже находясь в Америке, он вспоминал о последних месяцах, проведенных на Родине: «Мое решение созрело. Я не хотел видеть, как разрушается труд всей моей жизни, и, более того, оказаться вынужденным участвовать в этом разрушении. Я отчаянно старался выбраться из страны. Между тем голод, который начался давно, еще с первых подвигов большевиков, усиливался и усиливался. Я проводил дни в поисках пропитания, а по ночам писал книги и сторожил с револьвером в кармане наш дом от грабителей и воров. Ждал, что большевики придут и арестуют меня. После того как я отклонил предложение сотрудничать с ними, мой арест был лишь делом времени. И последнее видение. Яркий июньский день 1918 года. Я сажусь на пароход, уходящий в Швецию. Последние испытания – досмотр багажа и личный обыск. На пристани несколько друзей, пришедших проводить меня. Последний гудок. Я покинул свою страну, чтобы больше никогда ее не увидеть».

Позже, уже в эмиграции, Ростовцев беспощадно критиковал новую власть. По его оценке, политический режим Российской империи оказался не в состоянии подавить «восстания рабов» современного мира. Драматизм ситуации усугублялся активной позицией «новых варваров» – большевиков, намеренно искоренявших сложившуюся культурную традицию, в которой они видели угрозу собственной власти. Однако, устанавливая диктат в области художественного творчества и интеллектуальной деятельности, они тем самым способствовали деградации всех сфер жизни человека. «Большевистская теория может привести только к одному результату – к упадку творческих сил и вырождению культуры, возврату к варварству. Пролетариев, которые рассматривают себя в отрыве от остального человечества, это может привести к животному состоянию. Россия сейчас идет как раз по этому пути, и результаты будут видны уже очень скоро. Они насильно хотят повести нас путем, который привел к ослаблению Римской империи. Взамен Платона, Аристотеля, Эратосфена, Аристарха Самосского мы будем иметь в будущем Гелия и Афинея, а после этого уснем сном раннего средневековья».

С точки зрения Ростовцева, было вполне показательным, что большевики стремились к распространению грамотности и вместе с тем фактически искореняли научное знание. Они делали ставку не на более компетентных и образованных людей, а на среднестатистического представителя толпы. «Слышится повсюду мысль о том, что сначала нужно сделать Россию грамотной, разрешить социальные и экономические вопросы, сделать Россию свободной и богатой, а затем можно подумать и о такой „роскоши“, как развитие научной жизни. Это глубокое и коренное заблуждение. Нам нужна не грамотная Россия, а Россия культурная».

При этом Ростовцев полагал, что становление культурной России при большевиках как раз невозможно, так как в ее основании должно было лежать личностное начало, а личность не может получить развития без свободы и собственности, отрицавшихся большевиками. По этой причине новые власти стремились подавить индивидуальность в человеке: «Коллектив всегда мыслит правильно, индивид – никогда. Приняв это положение за аксиому, большевики все время боролись и борются с проявлением всякой индивидуальности и направляют свои усилия на подавление личности».

По мнению Ростовцева, большевизм – отнюдь не только российское явление. Демократизация культуры в странах Западной Европы и Северной Америки способствовала формированию новой генерации людей, рассчитывающих на социальные катаклизмы в скором будущем. Их господство может обернуться крахом европейской цивилизации. Кроме того, и большевики в России всячески способствовали началу мировой революции, провоцировали ее. Поэтому Ростовцев был сторонником силовой борьбы с ними, доказывая необходимость интервенции европейских держав: «Как многие болезни могут быть излечены только решительной хирургической операцией, так и русский большевизм. Если не будет удален этот гнойник, он или разложит Россию, или настолько ее расслабит, что ей долго придется восстанавливать свои подорванные силы. Бороться против производства этой решительной операции на базе высоких принципов очень легко, но не надо забывать, что это единственное средство оздоровить организм не только России, но и всей Европе».