Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век

Между тем по мере неуклонного «старения» режима активные формы его «самоомоложения» (террор, чистки, процессы над врагами народа) сменяются формами все более «вегетарианскими», характерными, по ироничному выражению Португейса, скорее для суетливой «кутерьмы», нежели для возвышенной «революции». На излете режима «деланье революции» на самом деле означает, что власть «бесконечно длит и длит кутерьму, выдумывает для нее все новые и новые формы и с насупленным лбом, со страшно серьезным „революционным“ выражением в лице титанически и планетарно переливает из пустого в порожнее». Режим уже не в силах «запретить историю», но он еще способен «по мелочам» ставить палки в колеса процессу регенерации повседневности. «Советская власть и компартия, – пишет Португейс, – органически не способны спокойно видеть человека, занимающегося своим делом, потому что всякое погружение человека в свое дело неизбежно включает его в органическую систему возрождающейся жизни, в корне враждебной искусственной системе дурацкого партийно-советского колпака, по уши натянутого на рвущуюся к хозяйственной и духовной свободе страну…»

Совокупность мер противодействия дряхлеющего режима процессам возрождающейся исторической органики С. Португейс характеризует обобщенным и очень точным понятием «дёрганье»: «„Дёрганье“ – это универсальная форма отношения власти и партии ко всем по их соизволению держащимся на поверхности людям. „Дёрганье“ на фабрике, „дёрганье“ на службе, „дёрганье“ в школе – это есть преимущественная форма отношения покровителей к покровительствуемым. „Общественность“, „политическая активность“, „классовая сознательность“, „политграмотность“ – всем этим до тошноты донимают людей, хоть раз клюнувших малое зернышко из советско-партийного лукошка». Однако даже процесс примитивного «дёрганья» по отношению к обществу тоже требует от деятелей режима некоторой доли заинтересованности, планомерности и энтузиазма.

Между тем необратимые процессы «старческого перерождения» захватывают уже саму коммунистическую верхушку. Энтузиастов революции постепенно замещают чиновники, и эти «новые люди» все чаще приходят не из низов, все еще заинтересованных в социальном восхождении, а представляют собой лишь новое поколение «совслужащих», цинично стремящихся к консервации своего статуса: «К власти пришло множество новых людей. Но это не столько иконописные рабочие и крестьяне, сколько эта средне-мещанская и средне-буржуазная масса „прочих“, „служащих“ и т. п. третий сорт коммунистического прейскуранта. Эти элементы действительно находятся во владении „завоеваниями революции“. И для того чтобы их застраховать, они хотят, чтобы эта революция не продолжалась, а вот именно – кончилась. Но для диктатуры это – смерть».

«Окончание революции» станет делом рук самой коммунистической элиты, и коллапс советской системы начнется изнутри ее главного института – монопольной партии: это Семен Португейс аналитически точно предсказал еще на рубеже 1920-1930-х годов.

В отличие от большинства эмигрантов первой послереволюционной волны, С. Португейс был убежден, что «большевизм могут преодолеть не те, которые с ним и к нему не пошли, а только те, которые из него или от него ушли». Этот тезис, разумеется, очень резко противопоставил Португейса большинству влиятельных эмигрантских сил, сообща мечтающих о «реставрации», хотя и вкладывающих в это понятие очень разный смысл.

С нескрываемой жалостью и иронией относился Португейс к тем эмигрантским деятелям, которые, ностальгируя по собственной былой значимости, все еще лелеяли мысль о своей «особой роли» в неких грядущих событиях. Эти люди напоминали ему отдельных персонажей русской классики, прежде всего незабвенных «господ ташкентцев» из одноименного произведения М.Е. Салтыкова-Щедрина: «В чем, видимо, они совершенно не сомневаются – это реставрация самих себя, как господствующей на Руси силы… И скачет реакционный всадник верхом на палочке в твердом убеждении, что он самонужнейший для России человек, – он на палочке в Россию въедет, и Россия скажет ему: „Добро пожаловать!“»