Розанов

«В этот же злополучный 1914 год в нашей семье разразились следующие события, имевшие громадное влияние на всю последующую нашу семейную жизнь, – вспоминала Татьяна Васильевна Розанова. – Моего отца, Василия Васильевича, по желанию Мережковского, Зинаиды Гиппиус и ее двоюродного брата В. В. Гиппиуса исключили из Религиозно-философского общества за его правые статьи в “Новом времени” против евреев во время “дела Бейлиса”[78]. Дело было очень громкое, в нем принимали участие адвокаты, врачи[79], и все настаивали, что в XX веке невозможны такие фантастические изуверские случаи. Отец же настаивал на своем и указывал на Каббалу и Талмуд, где видел намеки на возможность этого ритуального убийства… Из-за “дела Бейлиса” вся семья наша очень волновалась. Аля восстала против отчима и даже ушла из дому с Натальей Аркадьевной Вальман и поселилась в отдельной квартире на Песочной улице. Мы, дети, тоже сильно переживали эти события. Ведь мы учились в либеральной гимназии, где большинство было богатых евреев, и все они у нас допытывались, неужели правда, что отец ваш такого мнения об евреях?

[80] Сестра Вера, будучи уже послушницей монастыря, очень защищала отца и даже присутствовала на религиозно-философском собрании, когда отца исключали… После этой истории к нам приехал Вячеслав Иванов (поэт) и возмущался, как возможно исключение из Религиозно-философского общества человека, который инако думает, чем все. Но с тех пор положение отца резко изменилось, никто у нас из прежних знакомых не стал бывать, кроме Евгения Павловича Иванова, который продолжал нас посещать. Отец в это время много переписывался с Флоренским…»

Вопли патриота

Переписка с Флоренским, относящаяся к этому сюжету, была опубликована несколько лет тому назад, и всех интересующихся можно отослать к 29-му тому 30-томного розановского собрания сочинений. Но примечательно, что в Религиозно-философском обществе Розанову были предъявлены претензии не только за статьи по еврейскому вопросу. Первым пунктом обвинений стал его небольшой, весьма хлесткий фельетон на злободневную политическую тему, опубликованный весной 1913 года, читая который сегодня ловишь себя на мысли – сто с лишком лет прошло, и ничего в России не изменилось.

НЕ НАДО ДАВАТЬ АМНИСТИЮ ПОЛИТИЧЕСКИМ ЭМИГРАНТАМ

«Молю вас, остановите кампанию “Нового Времени” против амнистии. У меня нет средств общения с вами, кроме письма, которое идет 3 дня. Я хотел телеграфировать вам, но боялся, что вы были бы удивлены моей смелостью – настойчиво беспокоить вас».

«Кому будет плохо, если сотни и тысячи несчастных, истерзанных, замученных жестокой судьбой, вернутся в семьи? Зачем поддерживать эту жестокость, это посрамление всего лучшего, что есть в не окончательно загаженной человеческой душе? Я спрашиваю вас, во имя чего это новое надругательство, новый черный позор? Кому помешают полутрупы, из которых, может быть, половине суждено только приехать умереть в России? Зачем еще мучить, травить, изгонять? Видали вы эмигрантов за границей? Наблюдали вы их беспросветную жизнь, их муки? Кто искупит их, чем они будут искуплены?

А тюрьмы, клоповники, очаги тифа, низости человекообразных зверей, гнусные насилия? Вы вместили в душе вашей много, очень много. Страшно вас читать, мучительно о вас думать. Как бы я хотел вас умолить, чтобы вы сами вам одному известными способами и путями сделали что-нибудь, что нужно сделать, – за что вы отдадите отчет (Богу? – В. Р.

), когда наше “чтение” окончится и нужно будет сдавать экзамен по “прочитанному”, – когда настанет вечный (!), как вы раз писали, после “Со святыми упокой”, как вы тоже писали.

Вот, можно сказать, вопль души, – в частном письме, мною сейчас полученном, от корреспондента из Вены, который перебросился до этого письма со мною одним-двумя письмами на историко-религиозные темы. Корреспондент мне лично вовсе неизвестен. Фамилия – русская или, может быть, польская (на “-ский”).

Отвечаю таким же воплем, и, может быть, тоже отчаяния.