Розовый Дождь

Сейчас, в первую смену за партами сидели мальчики от семи до двадцати одного года — года совершеннолетия, который у благородных называется годом «опоясывания мечом». У всех были раскрыты учебники по грамматике, тетради, открыты чернильницы и по белоснежно-белой бумаге скрипели перья. И семилетние юнцы, и двадцатилетние парни, старательно высунув языки, выводили феиной прихотливой вязью, но на языке Содружества, предложение «Его Величество Гастон Авалонский, Король милостью Создателя».

А по возвышенности туда-сюда ходил учитель и зорко смотрел на пишущих. Это был высокий человек в длинном черном плаще почти до щиколоток, прямоугольной шляпе с кисточкой и круглыми очками на носу, длинной острой бородкой клинышком. Лицо его было не старым, но оно почему-то всегда имело какое-то кислое выражение, как будто бы его постоянно поили виноградным уксусом или лимонным соком — он был постоянно чем-то недоволен. А огромная толстая линейка в его правой руке, которой он постоянно угрожающе бил по левой — делала его особенно ненавистным для всех учеников импровизированной школы.

Пожалуй, ненависть к учителю была единственным, что объединяло между собой всех этих совершенно разных ребят — и по возрасту, и по происхождению, ибо рядом сидели и простые крестьяне в зеленых домотканых куртках, и довольно большой выводок соседского сквайра в красных шелковых рубашечках, и детки владельца всех сельских лавок и распивочных заведений «Искры» в оранжевых одеждах. И все они с одинаковой ненавистью выводили уже раз пятый одно и то же предложение: «Его Величество, Гастон Авалонский, Король милостью Создателя». В самом деле, вместо беззаботных прогулок по лесу, купания в речке приходиться сидеть в душной, битком набитой комнате часами и писать и писать всю эту совершенно ненужную для жизни ахинею…

— Итак, ученики, кто из вас закончил писать диктант? — наконец, остановился Магистр и строго посмотрел на сидящих учеников поверх своих круглых очков.

Молчание.

— Я не слышу?

Молчание.

— Хорошо, я буду вызывать по списку.

Магистр взял толстый журнал и наугад ткнул пальцем в имя ученика под номером 275.

— Корвин, сын Айсмута, к доске. Напиши на доске то, что написал у себя в тетради.

Из заднего ряда встал тучный круглолицый и круглощекий крестьянский сын в зеленой курточке лет пятнадцати, с лицом, совершенно не обремененным потоком мыслей, но зато вдоль и поперек измазанного чернилами. Он испуганно моргал своими пушистыми рыжими ресницами и не знал, что сказать. По рядам прокатился сдавленный смешок.

— Так, кто смеялся?! — взвизгнул Магистр. — Кто смеялся, я спрашиваю?! — Ответом было гробовое молчание. — Ну, смелей, Корвин, выходи к доске и продемонстрируй свое искусство письма, освоенное на сегодняшнем уроке. Быстро!

Корвин, тяжело вздохнув, обреченно покачал головой, собрался с духом и пошел — как приговоренный на эшафот.

— И тетрадь свою захвати! Я посмотрю, что ты написал…

Корвин захватил тетрадь и нарочито медленным шагом пошел к доске.

— Итак, Корвин. Возьми мел и напиши то, что ты написал в тетради. Ну? Что ты стоишь столбом?!

— Многоуважаемый Магистр, я…  я…  — Корвин всхлипнул и понурил голову, густо покраснев.

— Что «я»? А ну-ка, дай-ка мне свою тетрадь…

Но Корвин вдруг отпрянул от учителя, как от змеи, и крепко прижал тетрадь к груди, как будто бы это был мешок с золотом, а перед ним стоял не учитель, а бандит.

Лицо учителя побелело как тетрадная бумага и губы сжались в одну ниточку, он угрожающе стал бить толстой линейкой по своей левой руке.

— Так, так, Корвин, неужели тебе не удалось выполнить такое простое задание, а?

Лоб Корвина покрылся потом, а пальцы его судорожно вцепились в розовую обложку тетрадки, как будто бы от того, что тетрадь останется в его руках зависела сама его жизнь.

Весь класс, не отрываясь, смотрел на учителя и ученика, затаив дыхание.

— Так, Корвин, ну долго будем в «молчанку» играть? Отдай мне тетрадь, я жду. Я жду-у-у!

Корвин дрожащими руками протянул тетрадку учителю и закрыл лицо руками. Учитель раскрыл тетрадь и на странице, подписанной сегодняшним числом, увидел две большие жирные кляксы, а между ними — улыбающуюся рожицу козла с длинными рогами и бородкой…

У учителя перехватило от гнева дыхание, он дрожащими руками поправил на носу свои круглые очки и непослушными губами скорее прошипел, чем сказал:

— Эт…  эт…  это я-то…  к…  к…  козел? — указывая на картинку в тетрадке, прошипел он.

— Нет, нет, что вы, многоуважаемый магистр, это козел из моего дома, его зовут…

Как его зовут, учитель уже не услышал, поскольку весь класс сотрясся от такого бурного смеха, как будто бы в зале разорвалась бомба, из тех, которыми карлики взрывают горные породы в поисках золота.