Через час весь Авалон огласили звуки серебряных труб герольдов, созывавших «честную публику» на увеселения. На Ипподроме — колоссальном поле в десять миль в диаметре, обнесенном разноцветными трибунами с мягкими креслами — состоялся великолепный рыцарский турнир. Рыцари Круглого Стола — в белоснежных плащах, серебристых доспехах, в высоких шлемах с плюмажем из перьев, на белоснежных же жеребцах — показывали свое мастерство, преломляя копья между собой и со всяким, кто бросит им вызов, под ликующий вой толпы. Первый среди рыцарей — сам Король — гарцевал в таком же одеянии, только на шлеме его красовалась корона. Изящно одетые дамы махали платочками и одаряли сплетенными из цветов венками копья победителей. Многочисленные слуги бесплатно разносили прохладное разбавленное вино и горячие пирожки зрителям. Празднично развевались на ветру тысячи флагов с гербами рыцарей, гремели барабаны. Ясное голубое небо не предвещало непогоды.
Королю не было равных на этом турнире. Несмотря на свой возраст — а ему стукнуло уже под шестьдесят — он ловко держался в седле и без всякой посторонней помощи сбивал с коней своих противников. Не было равных ему и в поединках на мечах или в единоборстве. Народ гордился своим Королем и не раз теплый и насыщенный цветочными ароматами воздух прорезали звуки толпы, скандировавшей «Роланд! Роланд! Роланд!».
На этом фоне черным пятном смотрелся Риккаред, чужой и чуждый всему окружающему. Он одиноко сидел в королевской ложе и о чем-то мрачно размышлял, даже не глядя на состязания. Казалось, они его совершенно не интересовали, как и его собственная жена и дети. Он задумчиво рисовал что-то на каменном помосте ножнами меча и не проронил за все время турнира ни слова. Его не раз звали показать своё мастерство на поле, но он даже не поднимал своего взгляда. Белокурая Элвин в шелковом розовом платье с высоким конусовидным убором на голове, сидевшая рядом, несколько раз бросала на пасынка неприязненные взгляды и поджимала губы, но ничего не говорила, делая вид что наблюдает за играми. Её собственного сына, Роланда-младшего, не было. Он сказался больным.
Король как всегда представлял собой воплощение галантности. Каждую победу он посвящал своей даме, подъезжая на коне к королевской ложе и склоняя свое длинное копье перед королевой, для получения очередного венка из белоснежных роз. Что думал в тот момент Король, пожалуй, сказать не смог бы никто — его лицо было закрыто сплошным шлемом. Движения его были как всегда энергичны, изящны, стремительны. Он был в своей стихии.
После турнира были массовые гуляния. Народу на всех площадях накрыли столы за королевский счет, выкатили сотни бочонков вина, пива и меда из королевских кладовых, в изобилии были мясо и рыба — день был праздничный, не постный. Уличные музыканты уже вовсю играли плясовые мелодии, а уж шутов и фокусников было — пруд пруди! Народ с радостью пил за здоровье своего Короля и желал ему «многая и благая лета». Полностью перестроенный в последние пять лет Авалон, утопающий теперь в зелени садов, парков, скверов, с множеством фонтанов — из которых сейчас лилось вино — и белое и красное, — ликовал. А в самом Дворце пир был для знати. Под плавные звуки волынок и лютен уже кружились кавалеры и дамы в череде поклонов, обводов, прихлопов и притопов, а в других залах пели свои баллады королевские и приглашенные менестрели. Шелк дамских юбок, бархат мужских костюмов, аромат духов и веселый смех — все сливалось и кружилось в одном танце, танце радости и торжества по поводу рождения нового мира — мира, где нет больше места печали и боли…
Венцом торжеств стало исполнением самой королевой — а у неё было чудное сопрано — баллады о Роланде, которую сочинила она сама, повествующей о славном подвиге Короля, который спас её некогда из лап кровожадного дракона. Баллада заканчивалась счастливым воссоединением влюбленных.
Наконец, королева — все ещё сохранившая остатки былой красоты, хотя и предпочитавшая теперь закрытые платья открытым — закончила перебирать своими тонкими белыми пальчиками упругие струны лютни. Большая Каминная Зала огласилась радостными рукоплесканиями присутствующих. Между тем Король, сидевший в уютном кресле у камина, отставил на поднос бокал с охлажденным вином и, хитро улыбнувшись, сказал:
— А все-таки, дорогая, слукавила ты в своей песне. Дивно ты её спела, бесподобно, но все-таки упустила одну очень важную деталь…
Королева слегка покраснела, но смолчала.
— Какую, Ваше Величество? Какую же? — отовсюду донеслись голоса присутствующих, хотя все итак прекрасно знали, что имеет в виду Король.
— Предсказание дракона Хмага. О том, что, пролив его кровь, я умру от неё же…
— Ну, Ваше Величество! — вспыхнула Королева. — Зачем же о грустном в такой радостный и светлый вечер! Да и потом, всем известно, что драконы — лгуны и им совершенно нельзя верить на слово!