Розовый Дождь

«Опять эти вонючие розы! Ненавижу их тошнотворный запах!» — мрачно подумал быстро поднимавшийся по лестнице рыжебородый мужчина, судорожно сжимая потной левой ладонью рукоять меча. Он смотрел себе под ноги, не отвечая на салюты стражи. Его мрачный и усталый вид резко контрастировал с праздничным убранством дворца, а падавшие с запыленных сапог куски грязи отвратительно смотрелись на полированном мраморе ступеней. Немытые и нестриженные волосы сальными прядями падали на его плечи. Одет он был в простой старый пыльный плащ с капюшоном, кожаную куртку и штаны. Похоже, всю ночь он провел не иначе как в седле.

Наконец, Парадная Лестница с её полутысячей широких ступеней закончилась и рыжебородый достиг главного чертога Дворца — после небольшого коридора, также застеленного гобеленами и вазами с цветами, располагалась большая овальная зала. В центре этой залы стоял круглый стол с пятью десятками кресел, совершенно одинаковыми, сделанными из красного дерева с полированными ручками, с искусно вырезанным орлом на спинках. В стенных нишах красовались рыцарские доспехи, висели ярко раскрашенные разноцветными гербами щиты и оружие, а значительную часть залы «населяли» чучела убитых чудовищ самых разнообразных видов и размеров, череду которых венчала туша огромного дракона.

У туши дракона стоял высокий человек с длинными черными волосами, впрочем, уже испещренными проседями, в пурпурном плаще до пят. Его голову венчала золотая диадема, украшенная большим кроваво-красным рубином в центре.

— Я рад, что ты так быстро внял моей смиренной просьбе, сын мой, — немного дрожащим и дряблым, но все ещё красивым и властным голосом сказал, не оборачиваясь Король. — Сожалею, что тебе пришлось провести всю ночь в седле.

Рыжебородый уже подскочил к отцу и, припав на одно колено, как предписывает рыцарский этикет, поцеловал перстень на правой руке Короля.

— Это мне ничего не стоило, отец…  Но я удивлен, почему ты не воспользовался более современными средствами связи?

Король хмыкнул, не сводя глаз с морды дракона, в глазные отверстия которой были вставлены огромные изумруды, сиявшие при ярком свете полуденного солнца. Он гладил золотой панцирь чешуи дракона слегка дрожащей рукой и о чем-то думал.

— Мое дело к тебе слишком важно, чтобы доверить его визаторам…  — наконец, после долгого раздумья, с тяжелым вздохом ответил Король. — Встань, сын мой!

Рыжебородый Риккаред встал на ноги, но даже стоя не смел поднять голову, изучая грязные носки своих сапог. Он уже почувствовал, что разговор не предвещает ему ничего хорошего.

— На тебя и твоего брата поступило много жалоб…  — Риккаред вытянулся, подобрался, напрягся. — Особенно прискорбно, что жалуются ваши жены, которых вы совсем забросили. И ещё более прискорбно, что жена Роланда, которая раньше души не чаяла в своем муже, теперь стала проявлять недовольство. Ты с недавнего времени стал оказывать на него дурное влияние. Он больше проводит время в Кронбурге, у тебя, чем с ней. И меня это не может не беспокоить, сын.

— Не дело жен выносить сор из дому и доносить на мужей! — круглые щеки Риккареда стали пунцовыми.

— Они не доносили, сын…  Я читал их мысли! — Король медленно повернулся и ярко-красный камень на его диадеме вспыхнул, как глаз хищного зверя.

Лицо Короля — удлиненный овал, без бороды, кое-где испещренный глубокими, как шрамы, морщинами — сохранило следы прежнего величия. Массивный мужественный подбородок, орлиный с горбинкой нос, черные глаза, смотрящие властно и твердо, плотно сжатые в тугую как тетива нить губы — даже сейчас, на склоне лет, это лицо подавляло чужую волю. Риккаред отшатнулся и спрятал глаза.